История Ности-младшего и Марии Тоот

Стоит ли говорить о том, что разумеется само собой: наш подпоручик развернулся вовсю. Он попросил отпуск, поехал в Раец и там принялся так волочиться за красавицей Розикой Велкович, что все только дивились. Надо отдать ему должное, деньги он умел тратить шикарно, такого кавалера не видывали здесь, пожалуй, и при красавицах Турзо, которые во времена оно приезжали сюда на воды. Погруженным в прошлое мечтателям доселе мерещатся в ельниках следы их крохотных ножек. Деньги летели, но летело и время. Вдруг лето подошло к концу. Велковичи, забрав свои баулы и сундуки, отправились домой. Кончился отпуск и у подпоручика. Все прошло! Отцвели летние цветы, и листья начали желтеть, кругом все увядало, одна только любовь цвела пышным цветом в двух юных сердцах. Подпоручик понял, что пора действовать по-гусарски, и попросил у старого Велковича руку его дочери. Велкович не отказал (боясь женщин), а ответил только: «Утро вечера мудреней, нам нужно получше познакомиться». Оттяжка сейчас была для Ности хуже отказа, ибо неумолимо, неотвратимо приближался срок уплаты по векселю. Что по сравнению с этим даже смерть! Конечно, от нее не уйдешь, но она ведь и на месте потопчется, и остановится, кружным путем пойдет, назад повернет, отступит, как кошка, когда ловит мышь, да и бог ее знает когда еще прибудет. И день подарит, и неделю или того больше, — а срок уплаты по векселю — всего лишь хладная цяфра и уступать не может. Стало быть, десятого октября — и не на день позже. А ночи и дни — это попросту белые и черные квадраты, по которым размеренно и сурово шагает к намеченной жертве страшное десятое октября.

Покуда срок еще далек, сотни планов и столько же друзей стараются смягчить, рассеять заботу, утереть испарину со вспотевшего лба, но по мере того как шахматное поле съеживается разбегаются добрые друзья, меркнут лучезарные планы и остается только самое последнее, самое горестное: написать обо всем домой «старику». «Милый папенька!

Если хочешь застать меня в живых, приезжай скорей» должен тебе в чем-то очень важном признаться. Но могу это делать только на словах. Ежели приедешь до десятого, то тебе удастся поговорить со мной. Десятого утром я буду уже мертв. Простите меня и похороните рядом с маменькой».

Ох, и екнет же отцовское сердце от такого скорбного письма. Когда идет ближайший поезд? Скорей укладывайте саквояж и плащ давайте. А сестренка горючими слезами заливается. Ой, я помру дома от неизвестности, возьми и меня с собой, папенька! Что же, мысль недурна. Кто знает, что стряслось с мальчишкой, но что бы там ни было, пусть даже сердечные печали, все равно никому другому не вырвать его из рук смерти, как только сестре. Он всегда так любил и баловал ее. Ладно, собирайся, доченька, поедем вместе!

И девятого под вечер Пал Ности с дочерью Вильмой приехал в Тренчен и остановился в «Большом осле», откуда направил слугу на розыски подпоручика Ности.

Подпоручик явился вскоре (жив-здоров, и то слава богу!) и во всем чистосердечно покаялся отцу.

В другой раз подобная история свалила бы с ног старика Ности, но теперь он только сказал хмуро:

— Такого еще не случалось в нашей семье. Но сейчас поздно упрекать тебя. Времени у нас в обрез. Надо спасать, что можно. Но как? Денег я с собой не привез. Ты так перепугал меня, что я мигом собрался в дорогу. Откуда я здесь деньги возьму? Меня тут никто не знает.

— Вот это и хорошо, — с превеликим цинизмом заметил молодой Ности.

Старик задумался: нет ли у него здесь все-таки знакомых? А коротышка Кубица, губернатор? На Кубицу можно понадеяться — был бы только дома: даже если у него нет денег, все равно поможет как-нибудь. Ба, да ведь и барон Израиль Исаак Коперецкий здесь! Правда, этот словак отъявленный себялюбец, но потолковать с ним можно, как-никак. «Казино» и на него наложило свой отпечаток. Вот только поздно уже, время ужинать — в такой час неприлично идти к кому-то по делу. Лучше отложить атаку до утра.

— А сейчас прочь с глаз моих, чтобы я не видел тебя, не то у меня вся желчь вскипает! — сердито обрушился он на подпоручика, — Ступай займись делом, коли оно есть у тебя, или спи, коли спится, только чтобы глаза мои тебя не видели. Утром можешь прийти, и если бог даст, выручу тебя еще раз, исчадие ада, но уж потом изволь забыть, что я твой отец.

Облегчив таким громом гремучим свою отцовскую душу, он, как и свойственно беспечным людям, тут же чудесным образом успокоился и вместе с дочерью спустился в ресторан «Большого осла», разделенный на две части; по одну сторону столики накрыты были белыми скатертями, по другую — красными.