История нравов. Эпоха Ренессанса

Эта общественная мораль и постановляет, имеет ли мужчина право открыто предаться делу соблазна, или же он обязан прибегать к уловкам, должна ли женщина разыгрывать целомудренную или галантную, чтобы пользоваться уважением общества. Она постановляет, что в известные эпохи каждая хорошенькая женщина, сохраняющая мужу непоколебимую верность, навлекает на себя подозрение в каких-то скрытых недостатках или что малейшее уклонение мужчины или женщины от суровой позиции пуританства наказуется неумолимой карой. Эта общественная мораль постановляет, что порядочная женщина с невиннейшим выражением лица обязана заниматься одной только математической проблемой – найти в своем костюме ту линию, которая позволит ей обнажиться, оставаясь при этом «приличной», или что женщина сочтет за личное оскорбление, если в ее присутствии произносится слово «брюки». Она постановляет, что единственной темой разговора между представителями обоих полов является святость тайны, о которой позволено распространяться самым циничным образом, что каждый мужчина имеет право сказать каждой женщине: «Ты возбуждаешь во мне желания, я хочу взять тебя», а каждая женщина имеет право сказать мужчине: «Я хочу подействовать на твою чувственность, смотри, какая я соблазнительная, какой лакомый кусочек представляю я для твоего воображения» – и т. д. без конца, ибо конца здесь не существует. Важно и существенно здесь, как было уже указано, то, что все это, все эти уклонения, – сегодня одно, а завтра другое – считались и считаются нравственными. Для научного отношения к явлениям необходимо ответить на следующий важный вопрос: почему это так? Потому что все эти различия – не случайности, существующие без всякой внутренней связи и которые можно было бы произвольно вычеркнуть из картины эпохи, нет, они неотделимые составные части и неизбежные последствия внутренней сущности социального бытия. Вот почему в этой сутолоке самых разнородных и друг другу взаимно противоречащих явлений царит строжайший порядок. Перед нами не бессмысленный хаос, не поддающийся учету, нет, всегда и повсюду, в каждой победоносно торжествующей тенденции обнаруживается строгая закономерность. Мы подошли таким образом к тому вопросу, который служит важнейшей предпосылкой, единственно допустимым базисом научно построенной истории нравов: к вопросу «почему?», к вопросу, как возникает определенная общественная мораль, откуда она черпает свою категорическую мощь, какие факторы обусловливают вечные перемены и создают новые формы, словом, к вопросу о законе неизбежных и вечных видоизменений постоянных, так сказать, элементов половой морали.

Если мы хотим выяснить, прежде всего, стало быть, открыть этот закон, то мы должны начать с того, чтобы проконтролировать связь между теорией и практикой нравственных норм каждой эпохи и современным им общественным бытием человечества.

Такое исследование покажет каждому, умеющему исторически смотреть на вещи, что, как уже было выше указано, не может быть ничего более бессмысленного и нелепого, как живущее еще в голове многих этиков представление о так называемой случайности и произвольности господствующих нравственных воззрений. Мы говорим о том наивном взгляде, который кульминирует в утверждении, что, ввиду невозможности установить какие-нибудь абсолютно достоверные нормы, в нравственных воззрениях господствуют чистая случайность и произвол, и потому только чернь одна обязана с ними считаться. Напротив, l’homme superieur (великосветский ухажер) может свободно игнорировать эти остроты мировой истории. Такая логика ничем не выше и не серьезнее той, которая болтает чепуху о вечной нравственной идее, одинаково осеняющей и покрытого шкурой дикаря, и одетого в черный сюртук христианина. Нелепость такого воззрения обнаруживается уже при первом взгляде, ибо даже самый поверхностный анализ, вооруженный самыми примитивными научными методами, доказывает неопровержимо, что в истории нет бессвязных фактов. Правда, случайные уклонения могут происходить, в смысле патологических явлений, но случайными не могут быть массовые явления, а именно о них идет речь, когда мы говорим о нравственном поведении людей.