История о девочке, о корабле, который она смастерила, и о путешествии, опоясавшем всё Королевство фей

Доктор Восенев думал совсем о другом. Он покачал своими густыми бровями, дважды моргнул, ущипнул себя за кончик носа, выдохнул резко весь воздух из щек и легких и повернулся вокруг себя на одной ноге. То же самое проделали и Рубедо с Цитринитой, — и к общему удивлению прямо на глазах они превратились в такие махины, что разум отказывался принять произошедшее: словно сказочный бамбук, они раздувались и вытягивались до тех пор, пока не переросли Отадолэ и приняли размер, вполне соответствовавший дверям и пролетам постройки.

— По-моему … я не совсем той комплекции, чтобы комфортно прогуливаться по этим коридорам. Хотя по габаритам вполне подхожу. — вздохнул Дол, — так что, я пожалуй, подожду тебя здесь. Но если что замечательное увидишь, — обязательно крикни из окна.

Объевшийся редиской Дол плюхнулся на землю и почти сразу же задремал.

Проходя коридорами и лестничными пролетами от двери к двери, черешиды то распухали до подходящих размеров, то наоборот укорачивались; Сентябрь и Субботе приходилось принимать проходы такими, какие есть, — кое-где карабкаться по ступенькам, словно альпинисты, где-то ползти на животе. Наконец, все добрались до двери, которая была немного меньше, чем рост черешидов, когда они входили в здание, и немного больше, чем их рост во время пира. Оказалась, она вела в большую лабораторию, полную разнообразных пузырящихся и булькающих штуковин.

— Здесь сердце нашего университета, — вдохновенно произнес Доктор Восенев. — «университета», я имею в виду, в широком смысле этого слова.

— У нас тут нет аудиторий на самом деле, — сказал Рубедо.

— И экзаменов тоже, — добавила Цитринита.

— И единственные студенты, это мы, — сказали они вместе. — Зато важнее того, что делаем мы здесь, ничего нет.

— Вы ведь…алхимики, правильно? — смущенно спросила Сентябрь, вспомнив слова Зеленого ветра о том, что алхимией позволено заниматься только юным барышням, рожденным во вторник, и черешидам, (которым на самом деле не запрещено вообще ничего)

— К чему было это замешательство, ведь там должен был быть знак равенства, как в уравнении! — ответил Доктор Восенев.

— Тогда я должна сообщить Вам, что родилась во вторник.

— Вот здорово! — заявила Цитринита. — Я так устала курировать каждое студенческое сообщество.

— И я бы смог вплотную приступить к практике, — продолжил мысль супруги Рубедо, — а не копаться в этой толще бумажек.

— Ну, ну, давайте избежим рискованных решений, — сказал Доктор Восенев, активно жестикулируя маленькими ручками. — Откуда у барышни может быть глубокое понимание нашей Благородной Науки и ее законов? Я не исключаю, что она на самом деле хотела бы выращивать брюкву. На рынках в этом году на нее большой спрос.

— Вы ведь…превращаете свинец в золото, верно? — спросила Сентябрь.

Все трое разразились хохотом. Субботу передернуло от отвращения, — он не любил, когда кто-либо высмеивал Сентябрь.

— Да это давно уже не загадка для нас! — сказал Рубедо. — Хенрик Грингэллоу, так кажется звали того ученого. Я прав, любимая? Никогда не был силен в античной истории. В том научном труде упоминался даже способ превращения соломы в золото. Юная барышня, открывшая его, не смогла письменно изложить свои исследования, — зато весь год читала цикл лекций, посвященных им. Ее первый ребенок внес в этот труд существенные дополнения, и в итоге она смогла получать солому из золота. И этим помогла решить проблему нехватки жилья для домовых-брауни.

— Хельга Грингэллоу, дорогой. — поправила Цитринита. — Хенрик был ее торговым посредником. Ужасная черта всех мужчин приписывать женские работы их братьям! Но главное, Сентябрь, ты представить себе не можешь, как глубоко вдохнули мы после этого открытия. Тратить столетия на решения одной проблемы это так утомительно. Так что теперь у нас созданы несколько отделов. Рубедо разрабатывает технологию превращения золота в хлеб, чтобы у нас появилась возможность съесть наши излишние богатства. А я пишу диссертацию по Эликсиру Смерти.

— Знаете, по-моему, — произнес застенчиво Суббота, — эти Осенние владения весьма странное место для проведения экспериментов. Тут ведь ничего не меняется. А как мне известно алхимия — это наука об изменении.

— Поразительно умный мальчик! — воскликнул Доктор Восенев. — Но на самом деле лучшего места для претворения в жизнь нашей программы, чем Провинции Осени, не сыскать. Осень — это сама душа метаморфозы. Мгновения устойчивого равновесия мира пред готовой отвориться дверью зимы — дверью Смерти. Взгляни, как противоречат друг другу в ее мире урожай и изобилие — холодам и невзгодам. Здесь мы обитаем в самом центре жизни, но при этом пронзительно ощущаем неизбежность того, что всё пройдет, сморщится и отомрет. Именно Осень превращает мир из одного в другой. Год конечно отличает сноровка и мудрость, но уже (пусть и не сильно) чувствуется и дряхлость и старческое слабоумие.