История о девочке, о корабле, который она смастерила, и о путешествии, опоясавшем всё Королевство фей

— Сентябрь, цыпа моя, овечка моя, еще ни разу семь дней не были семью днями. Тремя, восемью, одним, — любым количеством дней, которые ей требовались. Если ей нужно, чтобы ты оказалась в Одинокой Темнице, — значит таков ее замысел, и тебе с него не сойти. И по-моему, — он оглядел медный гаечный ключ, — она предусмотрела дельце там для тебя и твоего клинка. Ну здравствуй, старина! Надо же, вот мы снова встретились. И надо же, где, — посреди снегов и вьюг.

— Вы знакомы… с моим гаечным ключом?

— Ну конечно, я с ним знаком. Правда в дни нашего знакомства он не выглядел гаечным ключом, но на то и друзья, чтобы узнавать друг друга в любых одеждах.

— Но какой же тогда смысл гнать меня таким путем до своей жуткой старой Темницы? Ведь гаечный ключ был уже у меня, когда появились львы! Пусть его бы забрали, а нас оставили в покое!

— Пойми, Сентябрь, такие вещи живут своим ритмом. Пути их бессмысленно осуждать. Меч, вложивший себя в руки избранника, не утратит своей остроты, ловкости и крепости только в его руках. Какими бы сильными не были руки Маркизы, она не имеет права прикасаться к нему. Потому что ты его избранник. Ты дала ему жизнь и форму. И предназначение.

— Как это утомительно, Мистер Атлас. Я так устала, что даже сама от себя не ожидала.

— А так всегда и бывает, — снова фыркнув, сказал старик. Он снисходительно посмотрел на девочку. Потом поставил роспись под последним своим рисунком на пергаменте.

Сентябрь отвернулась от мольберта и, тяжело ступая, направилась к двери. Повернув массивную ручку, она дождалась, когда завершит свой хрип и скрежет потайная щеколда, потянула дверь на себя, — и крики чаек ворвались в хижину. Удивившись, девочка не понимающим взглядом уставилась на прибрежную полосу, уходящую вдаль, и яркое искрящееся море. Волны набегали на серебристый пляж, так же разбиваясь о берег и пенясь, как это было на том, другом пляже, с которого всё началось; правда здесь монеты, ожерелья, короны и длинные блестящие скипетры, диадемы, инкрустированные жемчугом и подсвечники с хрустальными плафонами, слитки и блюда были серебряные. Но море — Опасное и Несговорчивое

, напомнила себе девочка, — было знакомого фиалкового-зеленого оттенка.

— Если карта, это предмет, ведущий тебя туда, куда ты направляешься, — без тени задумчивости произнес Мистер Атлас, — то что тогда карта?

— Меч. — не отрывая глаз от волнистой поверхности моря, прошептала Сентябрь. — Кто владел им до меня?

— Неужели не догадываешься. Мэллоу, Моя Дама.

— И чем он был в ее руках?

Прежде чем ответить, — так трепетно и печально, — Мистер Атлас покосился на кружку, немного наклонив голову, и допил остатки брэнди одним глотком.

— Иглою.

Сентябрь переступила порог. Серебряные монетки пляжа бренькнули под ее ногами.

Течение, о котором говорил Мистер Атлас, выделялось на фоне волн темными фиолетовыми струями у самого дна. Они двигались прочь от берега и, наверняка, были холодны, — однако, сколько бы не храбрилась Сентябрь, (перед собой в первую очередь) путь вплавь вокруг Королевства Фей был ей не по силам. Безуспешно она вглядывалась вдаль в надежде обнаружить останки разбившегося корабля или брошенного плота. Пляж был пуст. Вот так, всего одна лодка способна перечеркнуть все ее усилия, весь тот долгий путь, что был проделан, — и еще сделать страдания ее друзей бесконечными. Страшно было представить, какой ужас наводило это темное место на Субботу, — который всегда боялся оказаться в ловушке и под замком. И какого же размера должна быть камера, чтобы поместить туда Дола, — ее чудовище, ее милого огромного Виверна?!

Девочка просто не могла оставить их там на произвол судьбы и Маркизиного гнева. Она отчетливо представляла, что лишних, вполне удобных кресел в каком-нибудь из министерств в заснеженной глуши для них вряд ли отыщется. Их судьба зависела от нее. Точнее, от одной хорошей мысли, — и Сентябрь хотела, чтобы она пришла как можно быстрее.

Поднимая немелодичный звон, — отбрасывая в сторону скипетры или подсвечники, или мыском туфли зарываясь под наваленные монеты, — девочка бродила по пляжу и отчаянно искала любые деревянные штуки. Не важно что, — лишь бы было настоящим и не тонуло. И вдруг ей вспомнились слова ободотеня «Всё это золото Фей!», — но прежде чем его голос прозвучал в голове, в памяти колыхнулось широкое одеяло из мусора (из веток, ореховых скорлупок, цветочных листьев и многого другого), покрывавших тот пляж. — «Это как в сказке, когда продаешь душу за сундук жемчуга, а на утро обнаруживаешь в нем грязь и обноски».

С удвоенным интересом девочка принялась перебирать разбросанные драгоценности и вскоре отыскала внушительных размеров жезл, усеянный сапфирами и внешне похожий на тот самый скипетр, который долгое время справлялся с ее расходами. Однако этот был изготовлен, чтобы, наверное, соответствовать великаньей ладони. Ради эксперимента она приволокла его к воде и бросила в волны.