И выходило, что нежданно-негаданно Слава остался один. Вот так вот запросто вроде бы находясь в окружение своих пацанов, которым он доверил бы спину без тени сомнения! Разговаривая с ними, шутя, смеясь! Но в то же время ощущая, будто это были уже и не они. Не те, кому он мог рассказать самое сокровенное или поделиться очередным планом. Не те, кого можно было разбудить посреди ночи, и вытащить на дело, или быть разбуженным и вытащенным ими. Они и оставались собой, и собой уже больше небыли. В его жизни появилось то, что больше не было их общим. Омерзительная горечь скользнула по корню языка и провалилась в самое нутро.
— Так, я в толкан, — оповестил своих друзей Вячеслав, тем самым как бы вопрошая, нет ли среди них испытывающих желание справить естественную нужду. Таковых не оказалось. Была большая перемена и они возвращались из столовой в свой кабинет.
— Ага, давай, мы в классе будем.
Обычный мужской туалет, обычной типовой школы: «предбанник» с двумя раковинами, за первой его дверью, и три стоящий в ряд унитаза, в квадратном помещении за второй. Говорят, в женских и преподавательских туалетах есть не то что перегородки, а кабинки с дверьми! Но сам Слава в них, по понятным причинам не был и утверждать не мог, да и было ему в общем-то на это наплевать.
Окно, которое вернее назвать форточкой, расположенное в верхней части стены выходящей во двор, было открыто, но запах табака всё ещё витал в воздухе. Сейчас в туалетах курили не так много, погода пока позволяла желающим выбегать на переменах на улицу. Там, в толпе, вероятность быть пойманным «за руку» кем-нибудь из преподавательского состава значительно уменьшалась. А вот зимой, в мужской туалет порой зайти без слёз было просто невозможно — дым стоял коромыслом. Учителя конечно гоняли и отлавливали обнаглевших учеников, делали выговоры и вызывали родителей — но силы дурных привычек всё равно всё возвращали на свои места.
Выполнив все поставленные перед собой задачи, как всегда, по привычке расположившись у центрального фарфорового изделия, и уже застёгивая пуговицы на брюках, Слава услышал как кто-то вошел из школьного коридора. Повернув голову и увидев вошедших, он даже не знал стоит-ли ему удивляться — конечно же это был Шмелёв, в сопровождении троих своих ребят. И пятничного синяка на нём, конечно же не было.
— Не пускай никого, мы быстро, — бросил Кирилл самому щуплому из своих спутников, и тот закрыл за ними дверь, ведущую из «предбанника».
— Ты чё удумал, придурок? — заподозрить недоброе в происходящем, не являлось высшей формой дедукции. Если с тобой закрываются в туалете, да имея численный перевес: будут бить, как пить дать. Слава машинально сделал шаг назад, чтобы увеличить расстояние между собой и неприятелем, но это было бессмысленно — слишком маленькое помещение. Двое оставшиеся с Кириллом, тут же рванули к нему, навалившись каждый на одно плече, прижав Вячеслава к стене.
Конечно, он мог попытаться садануть хотя бы по одному из них, но это бы ничего не решило, и тогда бы вероятно его бы завалили на пол. А такое положение было бы значительно хуже. И сейчас не сахар, но пока стоишь на ногах, что-то сделать да можно.
— Что, зассал в честную и решил как крыса?
— Честно? Есть немного, — не стал увиливать Кирилл и подойдя засадил с правой Славе в живот, — лучше же перестраховаться, на всякий случай.
Слава дёрнулся, не со всей силы, а так, чтоб понять на сколько крепко его держат. Но Шмелёв от неожиданности все равно отшатнулся.
— Да не дёргайся ты, я аккуратно! — разозлился скорее не на Славу, а на собственную реакцию Кирилл и занес кулак для еще одного удара. Пришелся он в поддых. Дыхание у Славы перехватило.
Ну что ж, он хотел поговорить со Шмелёвым, вот видимо сейчас и поговорит. Как следует так, от всей души.
— По беспределу ты уже пошел, и сам это знаешь, — и если раньше для Славы, Кирилл, был может и странноватым, мутноватым, излишне понтоватым, но все-таки пацаном, равным, в определенной мере, то сейчас он этого статуса лишился.
— Да плевал я на твои понятия! Ничего мне не будет, ты понял? — очередной удар прилетел Славе куда-то в район печени. Было больно, очень, но не так, чтобы подавать виду. А вот сказанное Кириллом, слегка освежило память и сняло пелену неожиданного нападения с мыслей.
— Что, думаешь призраки тебя твои спасут, черти эти сраные? — это был самый просто, топорный способ понять сходит ли последние несколько дней Слава с ума, или нет. Реакция Шмелёва сама всё скажет за себя.
Кирилл замер с уже занесенным кулаком для следующего удара.
— Что ты сейчас сказал?
— Видел я чертей твоих, на кладбище, — ехидно улыбнулся Слава, — и что шестеришь ты на них, знаю, — говорить он старался, как можно спокойнее и хладнокровнее, хоть и давалось это с усилием. И результат не заставил себя ждать — глаза Кирилла округлились, а сам он побледнел. Без сомнений, он понимал о чём идёт речь.
— Что… Ты?! Как?!
— Кирюх, о чём он базарит? — вопросил тот, что держал Славу с левой стороны. Стасом его вроде звали, а может и Антоном.