История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

— Он прав, — разглаживая на столе скатерть, задумчиво проговорила Хеди. — Я всегда завидовала людям, которые знают, чего хотят. И добиваются цели.

Элфи пошевелилась, посмотрела на Дунди. Та спокойно спит, разрумянившись от тепла. Когда-нибудь Элфи обо всем расскажет бабушке… О том, как однажды они день и вечер провели на Дьерском вокзале… И Дунди не плакала. Напротив! А ведь она, без сомнения, знала, она тоже понимала положение, в котором они очутились! О, Элфи отдает себе полный отчет во всем, что случилось, она очень хорошо знает — и все-таки… все-таки не огорчается. Нет, она не огорчается. Она сидит в вокзальном ресторане вместе со своей новой знакомой. Только что она узнала, что Хеди — учительница, а вот, несмотря ни на что, они беседуют с нею по-дружески. Безусловно, если бы не это необычайное происшествие… Если б она не застряла в поезде, ей никогда не довелось бы узнать, что эту девушку зовут Хеди, никогда бы не было этого разговора, который они вели, как два взрослых человека. Что говорить, нет худа без добра. В конце концов всякая неудача может обернуться удачей. До отправления поезда оставалось еще добрых два часа, а за это время можно наговориться вволю — им ведь ничего другого не оставалось. Если б дядя Шандор не снял с поезда семью, если бы не случилось того, что в конце концов случилось, они, быть может, сегодня вечером были бы уже в Вене. Но там, без сомнения, не оказалось бы столько необычного и интересного, как сейчас в Дьере.

— Видите ли, — начала Элфи, собравшись с духом, — муж моей мамы запретил мне ходить в салон. По его мнению, профессия парикмахера девушке не подходит.

Хеди посмотрела на нее. Теперь настала ее очередь удивляться. Не поняв толком, что хотела сказать Элфи, она тем не менее не перебила, не прервала ее.

— А по-моему, вполне подходящая, — продолжала Элфи. — Я сделала большую глупость, послушавшись его. Очень большую.

Она еще о многом хотела бы сказать, но у нее вдруг вылетели из головы все слова. Да тут и удивляться нечему, ведь без привычки не так-то легко выразить словами внезапно нахлынувшие чувства. Кажется, легче поймать голыми руками птицу на лету, чем найти нужное слово, точно выражающее мысль. Она еще хотела объяснить, как попала сюда. Ведь Хеди все рассказала! Если Хеди, будучи учительницей, так доверилась ей и открыла свое сердце, то она тоже хочет открыть свое. Пусть Хеди узнает о ней решительно все. О ней могут наговорить всякой ерунды; что она бездельница, глупышка, стиляга. Пусть все правда, но зато она знает, какая у нее цель. Очень хорошо знает! Получить специальность, работать, а в воскресенье танцевать. Если бы у нее спросили, она нашла бы нужные слова, чтобы ответить: «Я хочу жить здесь, в Венгрии, в Будапеште, в Седьмом районе, и каждое утро ходить на работу по узеньким и коротким улицам, знакомым с самого детства…» Но каким ветром занесло ее сюда? Почему же все-таки она очутилась здесь, витая между небом и землей? Правда, она никогда не имела дома, который был бы для нее по-настоящему родным. Как-то порхала всегда с места на место: то к бабушке, то снова на улицу Мурани. А если уж очень туго приходилось и над ней особенно сгущались тучи, ходила к отцу, в Пашарет. Она всегда была бездомной, но так остро, как сейчас, еще никогда не ощущала этого. Где найти слова, чтобы объяснить, кто в ней и в ком сама она особенно нуждается? Потому-то она так внезапно и умолкла.

— Выпьем по чашке черного кофе, — предложила Хеди и тут же попросила длинноносого официанта принести две чашки. Затем снова повернулась к Элфи: — Не печальтесь, милая, все будет очень хорошо. Вот увидите! Мы снова будем дома. Правда?

Официант принес кофе. Наклонившись к Хеди, он зашептал ей:

— Через десять минут подадут состав. На третий путь. Не зевайте, и займете хорошие места.

Надо же! Им помогают. Все, кто может. Хеди расплатилась. Они собрали свои вещи. Элфи осторожно взяла на руки спящую Дунди.

— Давайте я понесу девочку, — предложила Хеди.

Но Элфи не дала. Как же так! Ведь у Хеди большой рюкзак! Да к тому же вряд ли кто лучше ее умеет обращаться с детьми. Шелковистая головка Дунди покойно лежала у Элфи на плече. Она продолжала безмятежно спать. На дворе дул порывистый, холодный ветер, в сыром мраке мерцали станционные фонари. Медленно, тихо подавали состав. В вагонах еще темно. Не беда! Свет вокзальных ламп проникает и туда. Они вошли в купе. Первым делом Элфи уложила Дунди, заботливо укрыла, положила ее головку себе на колени. Обе заняли места у окна. Молча сидели в темноте друг против друга, прислушиваясь к ровному дыханию посапывавшей Дунди.

— А что скажет ваша мама, когда вы вернетесь? — спросила вдруг Элфи.

Хеди тихонько, добродушно засмеялась, словно услышала от Элфи какую-то забавную шутку.

— Ничего. Обрадуется… И побранит. Обрадуется моему возвращению и поругает потому, что мы бедные, а дядя очень богатый.

— Вот видите, — задорно ответила Элфи, — и вы все-таки остаетесь, даже на богатство не польстились. А мне зачем ехать? Я даже богатой не стану. Да и муж моей мамы не любит меня. Я его тоже.