История одной деревни

Из воспоминаний Клары Пропенауэр

«…По итогам года получали деньги и зерно, и у каждого колхозника были корова, свинья и птица. Работали дружно, добросовестно. С песнями ходили на работу, все пешком и босиком. Мололи пшеницу, пекли сами хлеб. Было можно жить…»

Да и в домах стало уютнее. Запасы в кладовых, в погребах свидетельствовали о том, что жители забыли о том, что такое голод и бедность. У населения Джигинки стали водиться и деньги. Впрочем, есть одно любопытное свидетельство – на что и как могли эти деньги тратиться.

Из воспоминаний Андрея Пропенауэра

«…Сельский совет по всем видам заданий и обязательств держал первенство по району, но с некоторыми товарами, особенно мануфактурой, было еще трудно. И вот – конец 1935 года. Приходит в сельский совет председатель тов. Сальников и говорит, что некоторые сельпо нашего района не могут до нового года выкупить свои товары. Предлагают нам их выкупить.

Но у нас денег хватает выкупить только то, что нам положено по наряду (с бюджета сельского совета деньги не могли брать колхозы и совхозы). В сельском совете в черной кассе на то время накопилось 3000 рублей. Их использовали колхозы перед новым годом для расчета с колхозниками за труд. У колхозников же деньги были. И вот было решено собрать все население и просить взаймы деньги. Народ дал сельпо деньги, и в сельпо закупили столько товара, что за короткий срок не смогли реализовать эти товары. Товары были даны для реализации четырем полеводческим бригадам. И так большинство населения встречало новый год в очередях…»

Клара Пропенауэр с сыном и матерью

(Вы понимаете эту абракадабру? Я – нет! Вы понимаете, как коммунисты все запутали в простой и понятной крестьянской жизни? И еще важно: когда мы были в музее, я обратил внимание, что в доколхозную эру на фотках нет людей с профессией «счетчик». А потом на каждой фотографии каждый десятый здоровый мужик – счетчик. Это приговор колхозному строю. – Альфред Кох.)

Должна признаться, что трудно разобраться во всех хитросплетениях «черных касс», займов у колхозников, у которых «деньги были». Трудно разобраться во всей этой цепочке последовательных действий, в результате которых «большинство населения встречало новый год в очередях». Действительно, все это выглядит странно. Впрочем, в каждом времени можно обнаружить свои странности. Что-то будут говорить о нашем времени наши потомки?

Но вернемся к Джигинке 1930-х годов. Большая часть населения в это время по-прежнему была немецкой национальности. Но постепенно в село стали приезжать и казаки, и русские, и представители других национальностей. Все они легко вливались в немецкую среду. А вскоре и сами начинали бойко говорить на немецком языке. И работать – упорно, по-немецки. А работали в Джигинке действительно «от зари и до темна».