История одной истерии

Настасья кивнула и испарилась. Я едва не забыла забрать из шкафа свой плащ. Пытаясь положить блокнот в карман, я наткнулась на странную вещь. Вместе с ключами от квартиры лежал огрызок фольги. С одной стороны — блестящая поверхность, с другой — белый лист. Кажется, такая фольга используется как обертка в твердых пачках сигарет. На ее белой стороне красовалась надпись:

Не хочешь потерять близких? Откажись от расследования.

Печатные буквы, выведенные черным маркером, на миг заставили меня испугаться. Когда я вешала плащ в шкаф, этой записки в кармане абсолютно точно не было.

Глава третья

О том, что возможность «гулять смело» иногда получают и до того, как сделают дело

Я моментально взяла себя в руки. Если злоумышленник наблюдает за мной, вряд ли стоит оказывать ему любезность, демонстрируя свое беспокойство.

«Подумаешь, записка с угрозами! — подбадривала я себя. — Мне ли, выдающемуся детективу, бояться угроз? Да мне, можно сказать, такие записки каждый день пачками приходят! Да у меня, можно сказать, дядя на запискоугрозочной фабрике работает!»

Насквозь пропитавшись царившей в театре атмосферой маразма, я изрядно переигрывала. В результате, конечно, не поверила сама себе и, вместо того чтобы заглушить свое беспокойство, только усилила его.

— Знаете, — я решила разоткровенничаться с режиссершей, — терпеть не могу угрозы.

Режиссерша резко остановилась и с немым вопросом пристально посмотрела мне в глаза.

— Простите, — опомнилась я, — это не о вас, это просто…

— Черный маркер, наклоненные влево буквы, с печатной «т»?

Я кивнула.

— Подбросили в карман плаща, пока он висел в вашем шкафу… — Я показала записку. — А вы откуда знаете про маркер?

— Быстро же они. — Вместо объяснения режиссерша вздохнула, мгновенно утратив всю свою внушительность. — Значит, действительно кто-то из труппы. Как это ужасно…

— Ничего ужасного, — возразила я. — Это ограничивает круг подозреваемых.

— А вы циничны, девочка моя, — сощурившись, закивала режиссерша, и я вдруг почувствовала, насколько сильно переживает эта женщина. — Но это даже к лучшему. Только бесстрастный человек сможет разобраться в наших событиях, не впав в истерику. Я вот насколько крепка, а того и гляди сдамся. Говорите, терпеть не можете угроз?

Режиссерша, тяжело пыхтя, поднималась по лестнице. Я семенила следом, чувствуя себя на фоне собеседницы еще мельче, чем была на самом деле.

— Самое жуткое, — продолжала она, — что это те угрозы, которые сбываются! Перед исчезновением Аллы мне тоже пришла такая записка. Предупреждали, что если я хочу оставить девочку в роли главной героини, то должна успокоиться. Прекратить требовать от полиции нормального расследования исчезновения предыдущей претендентки на роль, Ларисы. Я не послушалась. Алла пропала. А эта спящая полиция так ничего толком и не ищет!

Мне эта история нравилась все меньше. Терять близких в мои намерения не входило, и я, что греха таить, даже собиралась спрятаться в кусты. Подумывала над тем, чтобы сделать вид, будто прислушалась к угрозе и отказываюсь браться за расследование. Тогда я могла бы тайно встречаться с режиссершей, скрытно проводить всяческие розыски.

«Ага! А еще сделать пластическую операцию, сменить адрес и имя, а также заняться совсем другой деятельностью! Что за пособничество преступнику? Он хочет, чтоб его все боялись, — все послушно боятся». — Та часть меня, что рвалась в бой, забрала диктатуру в свои руки.

Жаль, что я умела раздваиваться только в своем воображении. Прежде всего необходимо было успокоиться.

И тут меня осенило.

— Знаете что, — обрадованно зашептала я, когда режиссерша уже ковырялась в замке своего кабинета ключом, выбранным ею из огромной связки. — Я кое-что придумала. Я не столько терпеть не могу угрозы, сколько… — я отчаянно пыталась подобрать слова, отчего хлопала ртом, как оказавшаяся на суше рыба, — сколько не люблю одностороннего общения. Всегда нужно оставлять людям возможность ответной связи, правда? Понимаете? — Я снова потеряла нужные выражения.

Зинаида Максимовна временно прекратила войну с замком и с опаской глянула на меня.

— Может, воды? — обеспокоенно спросила режиссерша.

— Нет-нет, — я отчаялась что-либо объяснить, — лучше что-нибудь пишущее.

— Вы собираетесь пить что-то пишущее?!

Зинаида Максимовна удивленно приподняла бровь. Если бы с таким размахом вскинула бровь я, то она попросту скатилась бы на пол по затылку. Для лица режиссерши эти сантиметры были сущими пустяками.

— Пожалуйста. — Осознав, что мне надо, режиссерша запустила руку в необъятный карман своей вязаной кофты и вытащила оттуда черный маркер.

Подобная схожесть орудия труда с инструментом преступника породила во мне новые изыски фантазии. Кажется, в атмосфере этого театра витала какая-то бацилла, заставляющая здравый смысл испаряться из голов, превращая людей в алчных охотников исключительно за красотой сюжета. Ничем другим свои дальнейшие действия я объяснить не могла.