История одной истерии

– Деточка, я была бы ужасно рада, окажись это правдой. Но, увы, те пьесы собственного сочинения, которые Кир предлагал нам к постановке, не выдерживают никакой критики. Не жизненно, наигранно… Слог неплохой, согласна. Но нельзя же говорить о том, что не «схватит» зрителя… Понимаете? В общем, никакой другой театр, я уверена, точно так же, как мы, не возьмет эти пьесы. Кирилл ужасно расстроился, когда я окончательно отказалась от постановки его вещей. Знаете, у психики есть такое свойство: придумывать себе оправдания. Думаю, Кир придумал себе этот другой театр. Нет, он не врал вам. Он и сам верит, что вещи на самом деле талантливые, просто не подходят конкретно нашей труппе. «Я пишу не для этого театра!» – это такая же «отмазка», как «Я пишу не для этого времени!». Все непризнанные считают себя гениями. Это же известный факт. Иначе, почему Кир так и не решился показать свои пьесы какому-то другому режиссеру? Впрочем, это моё личное мнение. Кстати, я сейчас говорила только про те вещи, что Кирилл приносил мне в прошлом году. Его оформление Хомутовских рассказов, я бы сказала, блестяще. Возможно, и новые самостоятельные произведения тоже будут таковыми. Кирилл очень талантливый парень. Просто самолюбие мешает ему отнестись к собственным работам критически и переделать их. Вы, похоже, мною недовольны. Обижаю, мол, бедного мальчика, не восхищаюсь его работами? Мол, радоваться надо, что не в подворотнях с матами и арматурами разгуливает, а писать пытается? Вы, наверное, считаете меня монстром?

– Нет-нет. Почему же?

По всему было видно, что для режиссерши это очень значимая тема. Необходимую для себя информацию я уже получила, и теперь не знала, как ответить таким образом, чтобы успокоить разбуженные моими расспросами эмоции.

– Все считают, а вы нет?! – возмутилась режиссерша, – Это меня дисквалифицирует. А про Кира… Когда человек действительно талантлив, то подменять лестью здоровую критику – это преступление. Я знаю, что он способен на нечто стоящее, поэтому буду добиваться от него этого. Буду говорить правду в глаза и не считать это жестоким. Как бы Кирилл не обижался. В конечном итоге, он скажет мне спасибо.

– Я понимаю, – пытаясь спастись от горячности режиссерши, я поспешила сменить тему, – Простите, мне нужно еще кое-что уточнить. Предположим, я всерьез занялась подготовкой к роли Героини. Я получаю на руки пьесу, изучаю её, учу текст, выслушиваю ваши негодования по поводу моих интонаций… И что, этого достаточно, чтобы выйти на сцену и влиться в спектакль? Я пытаюсь понять, с чем связана была для пропавших девочек работа над ролью.

– Практически после каждого занятия мы с Кириллом и Героинями оставались на индивидуальные занятия. Вместе обсуждали образы. Находили красивые нюансы, изучали характеры героев… Конечно, всякая роль обязывает к глубокому подходу и по-хорошему с каждым актером стоит проводить индивидуальную работу. Но я пока работала так только с главными героями…

Я принялась записывать.

– Конкретнее, что значит «углубленное изучение образа»?

Режиссерша посмотрела на меня, как на безнадежную тупицу.

– Скажем так, у каждого поступка существуют скрытые мотивы, на которые автор пьесы лишь намекает… Их надо найти. У каждой сцены существует закулисная предыстория. Её нужно представить… Кстати, и саму книгу Хомутова для лучшего понимания пьесы стоит прочесть. Кир ведь во многом упростил авторские мысли.

Режиссерша порылась в столе и протянула мне очередные листочки. На этот раз ксерокопию машинописного текста.

– Это что? – не поняла я.

– Книжка Хомутова. В виде настоящей книги её не достать. Редкость. Поэтому Кир выпросил у автора один из экземпляров рукописи.

Я насторожилась. По моим сведениям, у Хомутова имелось достаточно большое количество книжных вариантов. Зачем ему отдавать рукопись? Кроме того, я твердо помнила Кировский монолог о взаимной любви с печатной машинкой. Конечно, могло оказаться, что и Хомутов тоже не терпит компьютеров. Но все же…

– Скажите, откуда вы знаете, где взял Кирилл эту рукопись?

– От Аллы, – растерялась режиссерша, почувствовав моё напряжение, – А что? Если я правильно поняла, умница – Кир, наблюдая, что Алла не вполне справляется с ролью, решил помочь девочке лучше понять суть пьесы. Для этого он дал ей ксерокопию рукописи. Причем, что на Кира не похоже, сделал он это весьма тактично. Не стал кричать на весь зал, что Алла плохо играет, а предложил помощь, так сказать, конфиденциально. Пораженная не свойственной Киру корректностью, Алла рассказала мне о его поступке. А я, в свою очередь, сняла ксерокопию с ксерокопии. Вот теперь отдаю её вам.