История Османской империи. Видение Османа

Мечеть Рабия Гюльнуш Эметуллах Султан заставляла вспомнить о той роли, которую валиде-султан играла в подтверждении законности правящей династии. Рабия Гюльнуш, являвшаяся матерью как Мустафы II, так и Ахмеда III, оставалась валиде-султан с момента восхождения на трон Мустафы, ставшего султаном в 1695 году, и до самой своей смерти в 1715 году. Согласно данным перечня, датированного 1702 годом, земельные угодья, которыми она владела, приносили ей доход, почти в три раза превышавший доходы с угодий великого визиря (за которым шли принцессы правящей династии, а за ними визири и члены династии крымских ханов), и в 1708 году она приступила к строительству храмового комплекса, выбрав для него весьма заметное место, возле пристани в Усюодаре, напротив мечети дочери Сулеймана I Михримах Султан. Строительство было завершено через два с половиной года как раз перед тем, как армия выступила в поход против России. В 1722 году, через семь лет после ее смерти, было разрешено во время празднований священного месяца рамадан подвешивать фонари между минаретами этой мечети, что поставило ее в один ряд с такими крупнейшими храмовыми комплексами Стамбула, как Сулеймание, Султан Ахмед и Ени Валиде.

В условиях, когда впервые за все время существования государства власть была так широко распределена между османскими вельможами, очень быстро стало ясно, что стремление к установлению нового порядка не может и не будет ограничиваться пределами дворца Топкапы. Выросший в более свободной атмосфере Эдирне, Ахмед III возмущался теми ограничениями, с которыми ему пришлось столкнуться, когда двор вернулся в Стамбул. Спустя столетие, в 1837 году, знатная английская дама, мисс Джулия Парду отметила ту горячность, с которой султан Махмуд II реагировал на попытки своего главного архитектора убедить его в том, что Топкапы является более великолепным дворцом, чем любой дворец в Европе: «Никто не запретит мерзавцу или дураку сравнивать этот дворец… скрытый за высокими стенами и тенью деревьев, словно он боится света дня, со… светлыми, жизнерадостными дворцами, открытыми для атмосферы свободы и чистой радости небес». Может быть, султан Махмуд и говорил с такой горячностью, а может быть, и нет, но кажется вполне вероятным то, что Ахмед III испытывал подобные чувства. И у султанов, и у их министров всегда были расположенные на берегах Босфора охотничьи угодья и сады с весьма скромными павильонами и загородными домами из дерева и камня, которые использовались для неофициальных встреч. Но с восемнадцатым веком пришли перемены, и они стали строить обращенные к морю многоэтажные дворцы, впечатляющие фасады которых тянулись вдоль береговой линии. В своем письме супруга британского посла, леди Мэри Уортли Монтегю, посетившая Стамбул в 1717–1718 годах, упоминает о «нескольких сотнях великолепных дворцов», и это только те дворцы, которые были построены на берегах Босфора. Даже если здесь имеет место некоторое преувеличение, все равно данное сообщение является показателем того, что к началу 20-х годов XVIII столетия уже имел место строительный бум. Самый первый из построенных на берегу Босфора дворцов, некоторые из которых (лишь малая их часть открыта для широкого посещения) до сих пор сохранилась, это деревянный дворец в Анадолу-хисары. В 1699 году его построил Амджазаде Хусейн-паша, который был великим визирем из рода Кёпрюлю.

Нувориши из числа османских вельмож 20-х годов XVIII столетия располагали свободным временем и деньгами, чтобы потакать своим прихотям. Собрания этого «фешенебельного общества» стали частыми, нарочито показными и выходили за рамки старого, огороженного стенами города Стамбула. Банкеты и развлечения, которые часто продолжались несколько дней, проводились во дворцах, принадлежавших Ахмеду, а также членам его обширной семьи и других семейств. По словам одного современного историка архитектуры, «общество людей, сосредоточенных на собственных потребностях» впервые было встроено в «городской, направленный на общение с окружающими людьми» образ жизни. Эта чрезмерная коммуникабельность оказала воздействие на местную экономику, изменив сложившиеся модели потребления, например, продуктов питания, одежды и мебели. Что касается продуктов питания, то теперь стали чаще, чем раньше, употреблять в пищу оливковое масло, морепродукты и овощные блюда. Кроме того, люди с готовностью экспериментировали с новыми блюдами, а старые способы развлечений стали уступать место новым, по мере того как потребление кофе, и в особенности десертов (ставшее возможным благодаря увеличению потребления сахара там, где раньше преобладало потребление меда), стимулировало новые модели социальных отношений за пределами «столовой», в местах, отведенных для получения удовольствия от этих продуктов.