Объектом эксплуатации постепенно становились и вполне самостоятельные в экономическом отношении общинники. Выше говорилось, что еще до того, как главари и вожди стали присваивать себе богатства общины, распоряжение последними давало им возможность приумножать свое имущество и влияние. С усилением старейшин, военных предводителей, жрецов усиливался их контроль над хозяйственной жизнью коллектива, а вместе с тем и их возможности получения относительно большей доли в совокупном продукте общины, племени, союза племен. Расходы, которые несло общество на содержание лиц, занимавшихся организаторско-управленческой деятельностью, все больше превышали их непосредственные потребности и из формы, выражающей разделение труда между работниками и организаторами-управителями, становились рычагом эксплуатации первых вторыми. Зарубежные и некоторые советские исследователи применяют для этого перераспределения продукта по вертикали термин «редистрибуция»[99]
. Подобная эксплуатация могла быть более или менее завуалированной — от традиционных отчислений на нужды общины или племени до приношений и даров непосредственно главарям, вождям и т. п. Но во всех случаях отчуждение прибавочного продукта у экономически самостоятельных, располагавших всеми средствами производства общинников их руководящей и главенствующей верхушкой, олицетворявшей в себе власть общины над землей и людьми, по сути дела было уже прафеодальной, или примитивно-феодальной, эксплуатацией. Отсюда начиналось развитие к собственно феодальным формам, связанное с присвоением вождями непосредственных прав на землю и сидящих на ней людей. Весь этот процесс сравнительно хорошо виден, например, на океанийском этнографическом материале, отражающем последовательные этапы вызревания прафеодальных отношений и феодализации. У меланезийцев главари, как правило, не получали никаких приношений, но, ведая богатствами общины, широко использовали их для собственного обогащения. У маори Новой Зеландии вожди получали от рядовых общинников посильные дары, их земельные наделы были больше наделов других общинников, однако они еще не посягали на общинные земли. На Фиджи вожди уже пытались претендовать на земельную собственность общин. На островах Тонга вся земля рассматривалась как собственность вождей, а простые общинники под угрозой смерти не должны были менять своих вождей-землевладельцев и несли в их пользу обязательные, хотя и не зафиксированные точно, повинности. На Таити процесс продвинулся еще дальше: подати были зафиксированы.Еще один вид эксплуатации порождали грабительские войны. Чтобы избежать грабежей, слабые общины и племена нередко соглашались платить своим более сильным соседям, фактически их вождям, сначала единовременную контрибуцию, а затем и более или менее постоянную дань. Так возникло данничество — форма эксплуатации, состоящая в регулярном отчуждении прибавочного продукта победителями у побежденных, но в основном не утративших прежней экономической и социально-потестарной структуры коллективов. Данники располагали собственными, не принадлежавшими получателям дани средствами производства и эксплуатировались посредством внеэкономического принуждения, которое распространялось не на отдельные личности, а на весь коллектив. Как и грабительские войны или контрибуции, данничество было особым примитивным способом эксплуатации. В то же время по своей сути (производство прибавочного продукта в собственном хозяйстве работников, внеэкономическое принуждение) оно ближе всего к феодализму, в который по большей части и перерастало в своем дальнейшем развитии. Так обстояло дело, например, у раннесредневековых славян, кельтов, германцев, норманнов, арабов, японцев, у которых одним из источников феодализации было данничество. В других случаях данничество было одним из источников Складывания рабовладельческих отношений, однако в таких их своеобразных полурабовладельческих-полукрепостнических формах, которые лучше всего известны на примере спартанской илотии.
Многое в понимании начальных форм эксплуатации и механизмов их развития ждет еще дальнейших исследований. Это относится и к классификации самих этих форм и, прежде всего, к различению понятий внутренней и внешней эксплуатации (эндо- и экзоэксплуатации). Их не всегда легко дифференцировать, так как в процессе возникновения межобщинных структур границы собственно общин постепенно стирались. С этой точки зрения трудно определить даже место домашнего рабства: ведь хотя его основным источником был внешний захват, по характеру использования оно было эндоэксппуатацией. Все же с известной долей упрощения следует различать, прежде всего, внутреннюю и внешнюю эксплуатацию, а домашнее рабство отнести скорее к первой, чем ко второй из них. К внутренней эксплуатации помимо домашнего рабства относятся различные типы эксплуатации экономически неполноценных общинников и эксплуатация основной массы общинников организаторско-управленческой верхушкой общины, а к внешней эксплуатации — военный грабеж, контрибуции и данничество.