Крупные сдвиги в развитии производительных сил повлекли за собой не менее крупные изменения в организации общества. Возросшая техническая вооруженность человека в его борьбе с природой сделала возможным существование относительно постоянных хозяйственных коллективов. Но в то же время она требовала эффективного использования, преемственности и дальнейшего совершенствования усложнившихся орудий и навыков труда. Праобщине с ее относительно аморфной неустойчивой структурой эта задача была не под силу, поэтому она неизбежно должна была уступить место более прочной форме общественной организации.
Ряд обстоятельств определял характер этой организации. Во-первых, при крайне низком уровне развития раннепалеолитического общества, в условиях которого начала складываться новая организация, едва ли не единственно реальной основой для упрочнения социальных связей были стихийно возникшие узы естественного, кровного родства. Во-вторых, можно думать, что при неупорядоченности полового общения и, следовательно, отсутствии понятия отцовства отношения родства должны были устанавливаться только между потомками одной матери, т. е. строиться по материнской, женской линии. Наконец, в-третьих, наиболее стабильной частью тогдашних коллективов были женщины, игравшие крупную роль во всех областях хозяйственной жизни и исключительную роль в заботе о детях, поддержании огня, в ведении домашнего хозяйства. В силу всех этих обстоятельств первой упорядоченной формой организации общества, непосредственно сменившей праобщину, вероятно, был коллектив родственников, связанный общим происхождением по материнской линии, т. е. материнский род.
Многие зарубежные и некоторые советские исследователи считают, что первоначально счет родства (филиация[44]
) велся по отцовской линии, или же допускают параллельное зарождение материнского и отцовского счета родства. При этом они ссылаются на существование последнего у многих из наиболее отсталых племен и на представления о так называемом социальном отцовстве, т. е. о признании отцовства определенного круга мужчин. Однако такой точке зрения противостоят данные современной этнографии, которая не только не поколебала развитый Энгельсом тезис Моргана о историческом приоритете материнско-родовой организации, но и подкрепила его рядом новых аргументов. Это положение Э. Тайлора, обратившего внимание на то обстоятельство, что этнографии известно множество фактов перехода от материнского счета родства к отцовскому и ни одного факта обратного перехода. Соответственно этому в подавляющем большинстве отцовско-родовых обществ засвидетельствованы пережитки материнского рода, обратная же картина никогда не наблюдалась. Это также постепенное обнаружение во все новых и новых отцовско-родовых обществах остатков материнско-родового строя, позволяющее полагать, что в дальнейшем такие остатки будут найдены и у многих из тех племен, у которых они в настоящее время не зафиксированы. Это, наконец, новейшие свидетельства приматологии о матрифокальности[45] уже в стадах высших обезьян, из чего следует, что представления о материнском родстве должны были намного опережать представления о родстве отцовском. Другое дело, что у ряда наиболее отсталых племен материнский счет родства вследствие тех или иных конкретных причин очень рано сменился отцовским; это особый очень сложный вопрос, который не следует смешивать с вопросом о первоначальной форме рода.Возникновение на стадии перехода от раннего к позднему палеолиту (а может быть, еще раньше) родового строя косвенно подтверждается некоторыми археологическими данными. На ориньякских стоянках СССР вскрыты остатки огромных, в несколько десятков, а иногда даже и сотен квадратных метров коллективных жилищ, строительство и использование которых могло быть связано только с деятельностью прочно спаянных производственных коллективов. Некоторые из этих жилищ (Костенки-I, Костенки-IV) в деталях напоминают известные этнографии обиталища материнских родовых коллективов, в частности так называемые длинные дома ирокезов. К этому же времени относятся многочисленные находки, дающие известные основания говорить о зарождении материнского счета родства. Это ориньякские и солютрейские женские статуэтки с подчеркнутыми признаками пола, так называемые верхнепалеолитические Венеры. Многие археологи вслед за П.П. Ефименко рассматривают их как свидетельство появления культа матерей-прародительниц. Другую трактовку дал им недавно С.А. Токарев, видящий в них не прародительниц, а хозяек и охранительниц домашнего очага, олицетворяющих в себе это средоточие жизни родовой группы. Вторая точка зрения подкреплена многочисленными этнографическими параллелями и, вероятно, ближе к истине. Но кто бы ни был прав, позднепалеолитические фигурки говорят об особом месте женщины в жизни и мировоззрении общества и, возможно, действительно указывают на зарождение материнско-родового культа.
Позднепалеолитические «Венеры». Гагарино.