История Первой мировой войны

Ожидая жестокой атаки турок и опасаясь впечатления, которое она произведет на войска, он отдал приказ: «Пусть каждый боец умрет на своем посту, но не отступит». Турки же, далекие от намерения атаковать, отошли назад к новому рубежу перед Критией. Они поступили правильно, потому что все силы их до 27 апреля заключались только в 5 батальонах, понесенные же потери свели фактическую мощь практически до 2 батальонов. Только 28 апреля турки решили начать новое наступление, а к этому времени франко-британские войска потеряли свое преимущество в численности, зато страдали от незнакомства с местностью. Жажда увеличивала усталость войск, задача же их осложнялась тем, что наступление было соединено с захождением правым крылом.

Небольшой выигрыш местности был потерян в итоге контратаки турок, и еще на самом побережье фронт наступления дрогнул и сломался. Опасность была предотвращена одним-единственным шрапнельным снарядом с «Куин Элизабет». Он разорвался, разбросав свои 24 000 пуль как раз в центре бросившейся на штурм группы турок, и когда дым рассеялся, то ни одного турка не было видно.

С наступлением темноты вся 29-я дивизия вернулась на свои исходные позиции. За это время войска «анзаков» были реорганизованы и принялись укреплять свой фронт. Но то же делали и турки. Таким образом, «анзаки» оказались заперты в крошечной «камере» длиной в 1,5 и шириной в 0,5 мили, а турки, сидя на «стене» — окружающих высотах — смотрели сверху на арестованных захватчиков.

К ошибкам, сделанным союзниками, добавили свою скромную лепту и турки. Подгоняемый настойчивыми приказами Энвера «сбросить разбойников в море», Лиман фон Сандерс организовал ряд штыковых атак в ночи 1 и 3 мая. На заклание было принесено несколько тысяч человек, трупы которых грудами лежали перед фронтом союзников, фронт же дрогнул, да и то временно, лишь в секторе, занятом французскими войсками.

Но ошибка турок вскоре была превзойдена еще более нелепыми действиями британцев. Из состава «АНЗАК» подтянули две бригады, а из Египта прибыла новая территориальная бригада. Теперь союзники могли выставить у мыса Хеллес 25 000 человек против турок, силы которых лишь едва достигали 20 000. И тем не менее войскам союзников не пришлось схватиться с турками.

План наступления союзников, назначенного на 6 мая, страдал от всевозможных недостатков. Оно было задумано как чисто фронтальный удар на узком — всего лишь 3-мильном — фронте против неразведанных позиций противника. Препятствий встретилось много. Запас снарядов был ограничен, мало было авиации для корректировки огня и, что хуже всего, приказы Хантер-Уэстона дошли до бригад только в 4 часа утра, тогда как наступление было назначено на 11 утра.

Опять руководство боем и распоряжение последними имевшимися резервами было всецело передано Гамильтоном Хантер-Уэстону. «Ему оставалась, — как говорит официальная история, — на высоком посту главнокомандующего только его доля ответственности».

Наступление было сорвано скорее усталостью войск, чем сопротивлением врага. Войска, истомленные предшествующими усилиями и недосыпанием, не имели сил и энергии довести дело до рукопашной схватки и даже не отбросили передовое охранение турок. Хантер-Уэстон, полагая, вероятно, что лучшее лекарство от усталости — оживленная деятельность, приказал на утро возобновить наступление. Попытка эта оказалось не более успешной. Единственным ее результатом стало почти предельное истощение имевшихся боеприпасов.

На третье утро была назначена третья атака. В ней по крайней мере оказались не так велики потери. 4 слабых батальона новозеландцев были на рассвете брошены на позицию, удерживаемую 9 турецкими батальонами. Затем Гамильтон, вспомнив, что в резерве есть еще три бригады, вмешался сам. Весь союзный фронт получил приказ: «примкнуть штыки, вскинуть винтовки и ровно в 5:30 утра ударить на Критию». Это привело к тяжелым потерям, но и только. Атакующие войска потеряли за три дня боя треть своих сил. После этого на двух небольших складках местности, выигранных союзниками, действия безнадежно замерли. Вскоре здесь наступил полный застой на фронте, в то время как турки поспешно превращали свои временные укрепления в систему укреплений позиционной войны.

Теперь наконец Гамильтон решился попросить подкреплений и открыть правительству глаза на серьезность обстановки и нужды войск. До сих пор он хотя и отдавал себе отчет в недостаточности своих сил, но оставался верен Китченеру — а быть может, хорошо зная своего старого начальника, не хотел его беспокоить своими несвоевременными просьбами. До отъезда из Англии ему сказали, что 75 000 человек может и должно хватить, и что даже 29-я дивизия придана временно. Китченер предупредил Максвеллла, командующего в Египте, чтобы он предоставил Гамильтону в случае надобности дополнительные войска — но тот не передал это распоряжение Гамильтону, несмотря на точные инструкции Китченера.