История петербургских особняков. Дома и люди

26 июля 1834 года Пушкин писал жене в имение Полотняный Завод, где она находилась в то время: «Наташа мой ангел, знаешь ли что? Я беру этаж, занимаемый теперь Вяземскими. Княгиня едет в чужие края, дочь ее больна не на шутку; боятся чахотки. Дай бог, чтоб юг ей помог. Сегодня видел во сне, что она умерла, и проснулся в ужасе». К сожалению, сон оказался в руку: восемнадцатилетняя княжна Прасковья меньше чем через год скончалась.

Квартира Вяземских, где они жили с осени 1832 года, помещалась на втором этаже, была громадной по размерам и стоила очень дорого. Выручало лишь то, что въехавший туда в середине августа Александр Сергеевич оплачивал ее пополам с проживавшими у него свояченицами. Позднее Пушкины все же перебрались в более скромную квартиру на третьем этаже.

Ни в той, ни в другой отделка тех лет не сохранилась, но зато уцелел старинный балкон, с которого поэт наверняка не раз любовался чудесным видом на Неву. И хотя поэма «Медный всадник» к тому времени была уже написана, так и кажется, что строки, воспевающие «Петра творенье», родились под впечатлением панорамы, открывающейся с балкона дома Баташева.

Пушкин по-прежнему часто прогуливался по Летнему саду, расположенному столь же близко от его нынешней квартиры, как и от предыдущей, в доме Оливье на Пантелеймоновской улице.

В те годы поэт переживал нравственные терзания, связанные с необходимостью являться при дворе в форменном мундире вместе, как он писал в своем «Дневнике», «с моими товарищами Камер-юнкерами – молокососами 18-летними». Здесь же началась издательская деятельность Александра Сергеевича, продолжились архивные изыскания для так и не написанной «Истории Петра»… И одновременно с этим – унизительная переписка с Бенкендорфом, мучительно бесплодные попытки освободиться от царской опеки, от тяжких, как цепи, «милостей», сковывавших дух, лишавших остатков независимости. К этому добавились светские сплетни по поводу ухаживаний Дантеса, ссоры с В. А. Соллогубом и С. С. Хлюстиным, едва не закончившиеся дуэлями. Но все это, как оказалось в дальнейшем, были лишь слабые раскаты будущей грозы.

Частое пребывание в подавленном состоянии приводило к вспышкам несвойственной Пушкину раздражительности. Возможно, именно в такой момент произошла его стычка с управляющим баташевского дома, повлекшая за собой новый переезд – теперь уже на последнюю квартиру на Мойке, 12…

В этом доме проживал Ю. Н. Милютин, товарищ председателя Петербургской городской думы.

До 1889 года дом находился во владении наследников Баташева, после чего перешел к супруге гвардейского полковника К. А. Скалона и принадлежал ей до самой Октябрьской революции. По проекту архитектора Ф. Б. Нагеля она перестроила мезонин в полный этаж и усложнила рисунок оконных наличников на третьем и втором этажах, но в целом здание изменилось мало, довольно сильно отличаясь своим сдержанным обликом от того, о котором пойдет речь в следующей главе.

«Вдовий дом»

(Дом № 34 по набережной Кутузова)

До 1865 года этот дом сохранял классический облик, а затем по проекту архитектора Р. А. Гедике его надстроили четвертым этажом и отделали в эклектическом вкусе. С тех пор наружно он почти не изменился, и взгляд прохожего равнодушно скользит по его ничем не примечательному фасаду, подобных которому так много в Петербурге.

Появился он на этом отрезке набережной позднее остальных: в 1783 году вдова конференц-секретаря Академии художеств, писателя и переводчика А. М. Салтыкова, Мария Сергеевна приобрела у директора той же академии А. О. Закревского частично уже возведенный им дом с заготовленными строительными материалами.

Андрей Осипович приходился родным племянником братьям Разумовским, поэтому неудивительно, что его служба шла как по маслу. Воспитывался он при дворе Елизаветы и в 1760 г. вместе с братом Григорием и тремя кузенами послан был в Женеву для завершения образования. Руководивший ими гувернер Дитцель именовал своих питомцев князьями Таракановыми.

В 1774 году Закревский занял пост директора Академии художеств, на котором пробыл десять лет. Факт назначения на эту должность не художника мотивировался тем, что ни один из тогдашних адъюнкт-ректоров академии не владел русским языком.

Само собой разумеется, что вдова конференц-секретаря знала бывшего начальника ее мужа, и продажа Закревским участка именно ей выглядит не случайной. М. С. Салтыкова достроила купленный ею дом, а спустя семь лет, в 1790 году, продала его тайному советнику Петру Александровичу Соймонову, который прикупил к нему пустырь с левой стороны, принадлежавший профессору Я. Урсиниусу.

Дом № 34 по набережной Кутузова. Современное фото

О том, как выглядел дом в то время, можно составить представление по раскрашенной гравюре Б. Патерсена, относящейся к 1799 году: трехэтажный, в семь окон по фасаду, еще без балкона, который появился, судя по акварели А. Е. Мартынова середины 1810-х годов, лишь в начале XIX века, очевидно, после первой перестройки.