История политических и правовых учений

Понятно, что известный разброс многочисленных периодизаций объясняется различием их основания (fundamentis classificationis), хронологией, географией, принадлежностью к тем или иным школам и т. д. Но беда в том, что интересующая нас самая ранняя фаза первого периода также отличается неопределенностью. Так, из более чем тысячелетней истории античной философии (VII—VI вв. н. э.) в литературе выделяют период ее становления, формирования. Это то время, когда любомудрие возникло, но еще не отвечало таким критериям научности, как, скажем, систематизированностъ. Очевидно также и то, что, помимо трудностей хронологии, есть трудности содержательного плана. И здесь, думается, нельзя не согласиться с известным швейцарским антиковедом А. Боннаром в том, что периоды возникновения цивилизаций «всегда окутаны мраком», они куда сложнее для понимания, чем периоды их упадка, когда исследователю понятнее, «в результате каких причин и при наличии каких условий человеческие общества создают культурные ценности и что они утрачивают при исчезновении этих ценностей»[29]

.

При всей кажущейся бесперспективности попытки найти punctum saliens — ключевой пункт, источник, начальную точку, откуда, как говорит русская летопись, «есть пошла» история политических учений Древней Греции, обязательно надо рискнуть приоткрыть завесу веков. Эта необходимость вызывается самим объектом изучения. Почему важен момент становления предмета исследования? Потому, что генезис его позволяет точнее и определеннее выявить его сущность, проследить направления развития, дать более точную характеристику его содержанию, обнаружить специфику его форм. Эта специфика, особенность политико-правового знания на античном Западе ощущается именно с момента становления.

Даже с учетом известных расхождений приведенных (и многих не приведенных) периодизаций ясно, что формирование политико-правовой идеологии в античной Греции было связано с возникновением древнегреческой государственности. Этому периоду свойственна известная рационализация политико-правовых представлений. В указанное время протекало творчество Гомера, Гесиода, знаменитых «семи мудрецов». Название «семь мудрецов» закрепилось за группой исторических лиц, главным образом политических и государственных деятелей, законодателей и философов первой половины VI в. до н. э. Справедливости ради отметим, что состав группы «семи мудрецов» в различных источниках варьируется (в разных комбинациях упоминается до семнадцати имен), но неизменное ядро составляют: Фалес Милетский, Биант из Приены, Питтак из Митилены, Солон Афинский. Однако в каноне «Семь мудрецов», составленном Деметрием Фалерским, мыслителем и правителем Афин в IV в. до н. э., к ним добавлены Клеобул из Линда, Периандр Коринфский и Хилон из Лакедемона.

Семь греческих мудрецов остались в истории мысли как авторы императивных сентенций (гном), формулирующих определенные этические принципы. Атрибуция отдельных изречений далеко не всегда определена. Если руководствоваться самым древним из сохранившихся сборников высказываний Деметрия Фалерского, то можно составить некоторое представление об античных гномах. Какие-то из них не выходят за рамки «житейской мудрости», например: «что возмущает тебя в ближнем — того не делай сам» (Питтак), «большинство людей — дурны» (Биант), «наслаждения смертны, добродетели бессмертны» (Периандр). Но некоторые, со всей очевидностью оставаясь этическими максимами, вторгаются в сферу права, политики, государственного управления, например: «мера — лучше всего» (Клеобул), «поручись — и беда тут как тут» (Фалес). «Ничего слишком», — повторял легендарный законодатель Солон, проводя свою реформу. Гном «познай самого себя» чаще всего приписывают Хилону из Лакедемона, реже — Фалесу и другим мудрецам. Аристотель отдает его авторство жрице-пророчице Аполлона. Диоген Лаэртий высказывает примиряющую версию: «Познай самого себя» — ответ Аполлона, изреченный пифией на вопрос Хилона «Что самое лучшее для людей?»[30]

.

Вне зависимости от авторства подлинным автором этих морально-нравственных изречений являлся весь народ, а мудрецы их лишь кратко и точно «озвучивали». Можно с вполне достаточной долей вероятности утверждать, что гномы с самых далеких времен выступали в качестве действенных социальных регуляторов, прообразов юридических правил и норм, имевших и универсальный, и императивный характер. «Доверенное возвращай», «Взятое в долг следует возвращать», — учил Питтак из Митилены, наблюдавший сложившуюся на рубеже VII—VI вв. до н. э. цивилистическую практику.