История политических и правовых учений

Можно ли сопоставить сделанное греками с чем-либо, созданным их современниками или предшественниками? Да, можно, в частности на Востоке. Это сравнение даже необходимо с инструментально-обыденной точки зрения, ибо все познается в сравнении. Оно оправдано с конкретно-исторической стороны, потому что «греки никогда не ставили непреодолимых барьеров между своей и чужой — варварской — мудростью»[18]

. В концептуальном смысле это соотнесение позволит в разных отношениях учесть западный и восточный полюса антиномии, их противостояние и единство в мировом развитии государственной, политико-правовой мысли. Их внутреннее противоречие связано с неповторимым своеобразием их климатических, социально-экономических, национальных, религиозных и даже личностно-индивидуальных особенностей. Параллель между двумя главнейшими, первоначальными системами миропонимания, между самыми древними из известных сегодня форм знания о государстве, политике, праве предоставляет возможность более точного, «стереоскопического» видения их генезиса и дальнейшего развития.

Понятно, что восточным и западным «ветвям» политико-правовой идеологии были присущи некоторые общие черты, и с течением времени они неуклонно включались в преемственный процесс взаимодействия различных традиций, вместе представляющих целостную глобальную историю политических учений. Тем не менее на Востоке политическая идеология основывалась с самого начала на совершенно особой, в целом внеправовой платформе. Место закона с незапамятных времен здесь заняли ритуал, традиция, обычай. В странах Дальнего Востока право могло вообще исключаться из числа социальных регуляторов. На Ближнем Востоке право, исходящее от государства, существовало, но его значимость зависела от соответствия его норм другим универсальным правилам, «идеальному» праву, изложенному в священных книгах: Ведах, Талмуде, Коране. Наоборот, на античном Западе политическое сознание связывалось с самых азов с правовым началом, с самоценностью закона, а зародившаяся там юриспруденция определялась как «наука о вещах Божественных» (отметим — на первом месте), «а также вещах человеческих».

На Востоке сохранение и восстановление гармонии в отношениях между людьми, человеком и природой признавалось существенно более необходимым, чем уважение к «искусственно придуманному» закону или «абстрактному» праву. Последнее выполняло большей частью орнаментальную роль: человеку не полагалось настаивать на своих правах, ибо долг каждого — стремиться к согласию и забывать о себе в интересах всех. В Античности же царило убеждение (впоследствии его унаследовала Европа, все страны континентальной правовой системы) в том, что высшая справедливость коренится именно в законе, что право является искусством добра, равенства и справедливости.

На Востоке политическая мысль застыла, не сформировавшись, поскольку застыло все, оставаясь неподвижным, стабильным, консервативным, закрытым: от политики автаркии, «глухих» границ до «закрытой», иероглифической письменности. Зашифрованность средств выражения вела к стратагемности мышления, а подчеркнутое почитание, уважение к старшим — к культу предков, невозможности им «прекословить», менять порядки, введенные «от века». В античных странах все в движении, очевидна динамичность государственных форм, политико-правовых отношений, законодательства; все открыто, законопослушание и высокий уровень правосознания — норма жизни, пиетет и благоговение вызывают не седины и борода (хотя и, так сказать, геронтофобией не страдали), а закон; отношения, основанные на неравенстве (старший — младший, воспитатель — ученик, сановник — подчиненный), сменяют общение равных, дружба; пассивная, безропотная почтительность уступает место самостоятельности и инициативности, целой гамме настроений, где существуют насмешливость и ирония, критичность и возражение, сомнение и восхищение. Состязательность, дискуссионность обеспечивали диалогичность и открытость мышления — необходимые условия развития и распространения политической культуры.