История религий. Том 1

Реформы встретили сопротивление и в среде городского духовенства. Ломка, произведенная Никоном, вызвала здесь возмущение и протест, главными выразителями которого явились священники Аввакум и Иван Неронов. К ним примкнула довольно многочисленная группа «справщиков» (редакторов), среди которых выделялся своей активностью священник Никита (Пустосвят) из Суздаля; из «справщиков» известны также Лазарь из Романова и московский дьякон Федор. К оппозиции примкнули Коломенский архиепископ Павел, князь Львов и некоторые другие высокопоставленные миряне из бояр.

Первые же протесты Аввакума против новшеств навлекли на него преследования: он был сослан сначала в Тобольск, потом в Забайкалье. После Собора 1656 г. преследования ревнителей старины стали массовыми — они были разогнаны по отдельным монастырям, причем некоторые не без членовредительства: урезывание языков и кнутобойство должны были убедить их в правильности троеперстного знамения и трегубой аллилуйи.

Тем временем впал в царскую немилость и Никон. Его удаление от дел не изменило, однако, хода реформы. При поддержке царя церковные иерархи продолжали рассылать новопечатные книги, требовать неукоснительного служения по ним и жестоко карать всех сопротивляющихся. В 1666–1667 гг. был проведен церковный Собор, который, с одной стороны, низложил инициатора реформ с патриаршего престола, а с другой — подтвердил курс на последовательное проведение этих реформ ⁹

. Собор закончил свою работу в 1667 г. в присутствии и при участии некоторых восточных патриархов.

Аввакум и другие ревнители старой веры были расстрижены и отправлены в Пустозерский острог, где должны были до смерти отбывать заключение в сырой яме, в голоде и холоде. Его два соратника, Лазарь и Епифаний, перед отправлением в тот же Пустозерск подверглись операции «урезания языка» ¹⁰. По всей стране ловили «стояльцев за старую веру», пытали, били, обезглавливали и жгли.

Аввакум и в условиях Пустозерского острога не прекращал литературную деятельность. В своем Житии, в посланиях, адресованных царю и своим последователям, он предстает перед нами как несгибаемый противник всего того, что внесли никоновские реформы в религиозный обиход православия. Трудно найти в выступлениях Аввакума какую-нибудь аргументацию, вытекающую из толкования Библии, из церковных документов, а тем более «от разума». Любопытно, что человек, переживавший неимоверные страдания за «веру» (в конце концов вера ли это?) и с удивительной выразительностью описывавший их, ничего не имел против принципа жестокой физической расправы по поводу веры, а лишь желал сам расправляться, вместо того чтобы быть объектом такой деятельности. Особенно ему хотелось получить в свои руки самого Никона. В страстном вожделении взывал Аввакум к царю Федору Алексеевичу: «А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илия-пророк, всех перепластал во единый час… Перво бы Никона, собаку, и рассекли начетверо, а потом бы никониян» ¹¹. В Житии он протестует, что такие меры принимаются против него и его единомышленников: «…огнем, да кнутом, да висилицею хотят веру утвердить! Которые-то апостоли научили так? — не знаю. Мой Христос не приказал нашим апостолам так учить» ¹²

. Объяснить такую возможность применения здесь этой беспринципной морали можно только тем, что это не первый и не последний пример такого рода в истории религии.

Кончилось реальное, а не литературное житие протопопа Аввакума тем, что в 1682 г. он был сожжен заживо в Пустозерске.

Оборотной стороной мрачной истории жизни и смерти старообрядческого мученика надо признать то обогащение истории русской литературы, которое ознаменовано его произведениями. Житие явилось шедевром мировой классики в этом жанре.