История религий. Том 2

Следует отметить то внимание, которое уделял царь Байиннаун буддийскому культу. Он сам возглавлял публичные религиозные церемонии, строил пагоды и подносил им богатые пожертвования, много жертвовал в пользу цейлонской сангхи, приобретал за большую цену реликвии и мощи. В частности, он приобрел у монастыря в Канди знаменитый зуб Будды, который был, правда, лишь дубликатом подлинного; неизвестно, знал ли об этом благочестивый царь, или он был обманут столь же благочестивыми продавцами святыни.

Теснейшая связь бирманских государств с буддизмом нашла свое выражение при попытке португальского конкистадора Де-Бриту в начале XVI в. обратить в христианство монов королевства Пегу. В 1599 г. он воспользовался благоприятной обстановкой, чтобы захватить город Сириам и объявить себя там королем. Вначале Де-Бриту занимал дружескую позицию в отношении буддизма и держался на троне довольно прочно. Но, когда он перешел в своего рода наступление и принялся конфисковывать имущество у монастырей и пагод, а тем более когда начал насильственное обращение своих подданных в католицизм, он тут же лишился их поддержки. В 1613 г. войска араканцев напали на Сириам и фактически без сопротивления его жителей овладели им. Де-Бриту был взят в плен и с поистине религиозной, в частности буддийской, кротостью посажен на кол. Буддизм остался в Бирме непоколебимым устоем государства.

Это особенно ярко сказалось в период существования империи Конбаунов (1752–1885), когда после ряда столетий феодальной раздробленности вся Бирма представляла собой единую империю, в которой царствовали монархи указанной династии.

В религиозно-идеологическом плане незыблемость царской власти покоилась на учении о карме, по которому каждый человек перевоплощается после очередного акта сансары в таком положении, которое он заслужил своими деяниями в предыдущем существовании: в худшем случае он мог родиться черепахой, собакой, змеей, в лучшем — аристократом-богачом или даже царем. Какую карму заслужил человек своими деяниями, видно по тому, в каком положении он оказался в новой карме. И если он достиг царского трона, то такова карма, заслуженная им в предыдущем существовании. И верующему подданному остается только подчиниться. Такая концепция придавала царской власти большую моральную устойчивость. Цари, конечно, пользовались таким положением и, как это водится в абсолютных монархиях, возводили себя в высочайшие степени высокомерия и зазнайства. Достаточно того, что они титуловались чакравитинами, т. е. повелителями Вселенной.

Благочестивые буддийские цари не пренебрегали, однако, и той поддержкой, которую мог дать им индуизм. При дворе были в большом ходу ритуалы этой религии. На видных местах были расставлены статуи индуистских божеств. Коронация совершалась по причудливому смешанному буддийско-индуистскому сценарию; смешение доходило до того, что участвовавшие в коронационном шествии двенадцать пуна (брахманы) несли при этом питаку. В некоторых случаях царь сам проводил индуистские церемонии, например ритуальную пахоту. Он же совершал магические обряды вызывания дождя.

Династия Конбаунов окончательно подчинила себе сангху и закрепила это подчинение тем, что постепенно конфисковала ее земли и обратила их в государственную собственность. Работали на этих землях рабы, которые формально считались принадлежащими сангхе, но фактически плодами их трудов пользовалось государство. Внешне взаимоотношения сангхи и государства выглядят довольно противоречиво.

В Бирме сангха получила строго централизованную иерархию во главе с татанабайином (охранителем порядка). Его назначал царь, и в дальнейшем личности этих двух верховных руководителей были связаны: если царь умирал, то назначенный им татанабайин уходил со своего поста. И в то же время некоторые придворные обычаи были призваны показывать подчиненность светской власти сангхе. Так, если татанабайин приходил на аудиенцию к царю, тот сходил со своего трона и уступал его гостю, а тот давал хозяину поучения с высоты трона. Это, однако, была только видимость, ибо подлинным хозяином оставался царь. В глазах своих подданных-буддистов он был к тому же не только чакравартином — «повелителем Вселенной», но и предшественником нового Будды — Майтрейи. Полагалось верить в то, что в своем новом воплощении он и будет этим долгожданным персонажем. Парадоксальность и удивительная устойчивость религиозных верований сказались здесь в том, что постоянные провалы этих ожиданий не колебали самую веру, на которой они основывались.