История религии в 2 томах

Духовная община не сможет укрепляться и возрастать, если не сумеет в чем–то обособиться от мира, в чем–то найти свой путь, свой образ жизни. Для этой цели священники старались окружить всю жизнь израильтян системой норм, которая делала бы ее в корне отличной от жизни язычника.

Наиболее строго Закон судит о трех видах преступлений: идолопоклонстве, суевериях и грехах плоти. Это вполне понятно и в плане историческом, и по существу.

В те годы мировые события тоже могли представляться как знак близости мессианской эры. Мидийский царь в союзе с Вавилоном начал кампанию против Ассирии. Никогда еще не обрушивался на ассирийцев столь сокрушительный удар. Ненависть к империи была столь велика, что она вряд ли могла рассчитывать на серьезную поддержку.

Даже язычники усматривали в судьбе Ассирии кару за ее преступления. Катарсис исторического воздаяния явился как бы благой вестью для тех, кто в мучительном недоумении смотрел на разгул грубой силы.

Крах Ассирии открывал перед египетским фараоном возможность восстановить контроль Египта над сирийскими областями.

Осенью 609 г. до Р.Х. египетская армия выступила на север. Когда царь Иосия получил сообщение о том, что египтяне идут по его земле, он немедленно велел собрать войско, чтобы преградить путь фараону.

Это была ошибка: иудейский царь не рассчитал своих сил, противопоставив их огромной, хорошо обученной армии. К тому же исход битвы был предрешен с самого начала: при первых же выстрелах египетских лучников Иосия, стоявший впереди на колеснице, был тяжело ранен. Лишенное своего вождя иудейское войско в беспорядке отступило. Истекающий кровью Иосия был доставлен в столицу и вскоре умер. Вся страна оцепенела в горе.

Пророк Иеремия написал траурную элегию на смерть царя–реформатора. Он любил Иосию, но к таком исходу дела был готов, ибо не верил в скорое прощение Израиля, считая, что только горькая чаша разочарований, разрыв с патриотическими иллюзиями принесут Израилю исцеление от духовных недугов.

Иеремия против Иерусалима. Иудея, 609–597 гг. до Р.Х.

В эти годы патриотизм, обезоруженный крушением политических надежд, стал вырождаться в болезненный национализм. Как это нередко бывает, бедствия подогревали национальное чувство народа.

Исподволь стали возрождаться старые языческие обряды. Кое–где крестьяне вновь старались умилостивить ваалов, опасаясь засухи, а женщины отыскивали заброшенные амулеты Астарты.

Впрочем, это были уже, скорее, тени прошлого, которые не могли изменить общей картины набожности и спокойствия. В стране царил мир. Египетское иго не было слишком тяжелым, оно ограничивалось взиманием подати.

И тогда–то Иеремия вновь был призван выступить против Иерусалима. Как и прежде, не без колебаний решился он возобновить борьбу со своим народом. Внутренний голос не давал ему покоя, пока он не согласился идти и говорить. Иеремия вынужден был сказать людям самое страшное и непонятное для них. От его слов почва должна была уйти из–под ног любого набожного иудея: пророк объявил войну двум последним кумирам — идее национального превосходства и слепой вере в народную святыню. Одним из первых среди учителей человечества Иеремия возвестил чисто духовную религию, которая, признавая символы, храмы, обряды, по существу стоит выше их. Пророку надо было показать, что стены Храма и камни алтаря не имеют ценности сами по себе. Он готовился развеять миф о нерушимости Дома Ягве, чтобы напомнить о богопознании, заслоненном внешними проявлениями культа.

Особенно оскорбили слова Иеремии служителей храма. «Смерть ему!» — кричали они; толпа росла, угрожая пророку расправой.

С этого времени создалось странное на первый взгляд положение: защитниками Иеремии стали светские люди, а пророки и духовенство превратились в его смертных врагов.

Мрачные мысли посещали Иеремию в эти дни, он в который раз убеждался, что все его усилия разбиваются о глухую преграду.

Выступая против священников и власть имущих, Иеремия не замалчивал и грехов простого народа. В нем он видел источник постоянного возвращения к язычеству. Многие из «людей земли», которые еще недавно своими руками разбивали фетиши и выбрасывали домашних божков, теперь мучились суеверным страхом и чувством вины. Комета или любое иное необычное явление пугали людей.

В конце концов Иеремия настроил против себя все сословия, но действовать иначе он не мог. «Сострадательнейший из всех пророков», как называл его св. Григорий Богослов, он хотел бы жить в мире со всеми, однако Бог требовал от него иного. «Горе мне, мать моя, — восклицал он, — что ты родила меня человеком, спорящим со всею землею. Все проклинают меня» (Иер 15:10; ср. 20:14).

И вот, наконец, Иеремия выступил с прямыми обличениями царя Иоакима.