История Рима. Том 2

Партия реформы негодовала. Даже такие люди, как Публий Муций и Квинт Метелл, порицали Сципиона за его вмешательство. В других кругах не ограничивались одними порицаниями. Сципион объявил о своем намерении в один из ближайших дней сделать доклад о положении латинов. Утром этого дня он был найден в постели мертвым. Совершенно несомненно, что этот 56-летний здоровый и сильный человек, который еще накануне выступал с публичной речью и вечером ранее обыкновенного удалился в свою спальню, чтобы подготовить свою речь к следующему дню, пал жертвой политического убийства. Незадолго до того он сам публично говорил о готовящемся покушении на его жизнь. Чья преступная рука задушила ночью лучшего государственного деятеля и лучшего полководца своей эпохи, осталось неизвестным. Историку не подобает ни повторять сплетен и слухов, ходивших по городу в связи с этим, ни наивно пытаться восстановить истину на основании такого рода данных. С уверенностью можно сказать лишь одно: виновник злодеяния принадлежал к сторонникам Гракхов. Убийство Сципиона было ответом демократии на кровавую расправу, учиненную аристократией у храма богини Верности. Власти не стали вмешиваться в это дело. Народная партия, справедливо опасаясь, что ее вожди — Гай Гракх, Флакк, Карбон — виновны ли они или нет, будут запутаны в дело, всеми силами противилась назначению следствия. Аристократия утратила в Сципионе человека, который был для нее столько же союзником, сколько противником; она тоже была не прочь замять дело. Народ и люди умеренных взглядов были в ужасе, особенно Квинт Метелл. Он не одобрял выступлений Сципиона против реформ, но с ужасом отшатнулся от таких союзников. Он велел своим четырем сыновьям нести на костер носилки с останками своего великого противника. Похороны были совершены наспех. Последнего представителя рода Сципионов, из которого вышел победитель при Заме, вынесли из дома с закрытой головой, чтобы никто не мог видеть лица умершего. Пламя костра вместе с останками великого человека уничтожило и следы преступления. В истории Рима встречаются люди более гениальные, чем Сципион Эмилиан, но никто из них не может сравниться с ним по высокой нравственности, полному отсутствию политического эгоизма, благороднейшей любви к родине. Вряд ли кому из них суждена была более трагическая роль. Он сознавал чистоту своих намерений и свои незаурядные дарования, но вынужден был сложа руки смотреть, как на его глазах гибнет отечество, и отказываться от попытки спасти его, так как понимал, что все подобные попытки могут лишь усилить зло. Он был вынужден оправдывать такие дела, как злодеяние Назики, и в то же время отстаивать дело убитого против его убийц. Тем не менее он мог сказать себе, что его жизнь не прошла даром. Ему — во всяком случае, в такой же мере, как инициатору закона Семпрония, — римский народ был обязан приростом до 80 000 новых крестьянских участков. Он же и задержал раздачу государственных земель, когда эта мера уже принесла всю ту пользу, какую могла принести. Правда, в то время даже благонамеренные люди считали, что настала пора прекратить эту раздачу. Однако тот факт, что даже Гай Гракх не настаивал на раздаче земель, которые должны были быть розданы по закону его брата, но остались не розданными, ясно показывает, что Сципион в основном выбрал правильный момент для своего вмешательства. Обе меры проведены были в борьбе — первая против аристократии, вторая против партии реформ; инициаторы обеих мер поплатились за них жизнью. Сципион участвовал во многих сражениях и вернулся на родину невредимым, чтобы пасть там от руки убийцы. Но и в своем мирном жилище он так же погиб за Рим, как если бы пал под стенами Карфагена.