История рока. Во всём виноваты «Битлз»

— Ну, я это, еще тебе репу обещал оторвать, — веселился он.

— Ой, здравствуй, Юрий, — говорю, — ты ж утверждал, что тебя Караван-Сараем зовут.

— Так это я уже выпил, вот и путаю, да хрен с ним, тут вот какое дело: пригласили меня, значит, сегодня на день рождения к одному мальчику из Большого театра. Тридцать два годика исполняется. На дачу, кстати, в Красную Пахру. Дак что, поедем?

Я прямо обалдел и говорю ему, что не могу так сразу-то, без разбега. Во-первых, меня не приглашали, во-вторых, я там никого не знаю, а в-третьих, мне надеть нечего и вообще, «как вам нравится во-первых?»

— Ты мне дуру-то не гони, он сказал, чтоб я с бабой приходил, а мне что с бабой, что с тобой — все равно. С тобой даже лучше. Форма одежды: джинсики-кедики, только ботву причеши, а то я тебе репу оторву.

Ну что ж, причесал я ботву и поехал я в Пахру.

В Пахре дача — всем дачам дача. Участок огромный — на глазок сотки пятьдесят три с половиной. На зеленой лужайке в длинной беседке стол белоснежной скатертью накрыт, а на столе сервиз с золотом аж на тридцать шесть персон. Сервиз, насколько я понимаю в старинном английском фарфоре, — «Веджвуд». Кроме того, бокалы и фужеры там всякие хрустальные, ножи, вилки, ложки-ложечки, а уж щипчики-пинцетики серебряные я и не считаю.

Стулья около стола стоят такой красоты, как у Ильфа и Петрова, только три их комплекта, а кругом цветы, цветы…

По лужайке под нежным бабьелетовским солнышком под руку прогуливались джентльмены и леди — все в соответствующих одеждах — и вели приятную светскую беседу. А люди-то какие! В первом приближении сразу проглядывались несколько хорошо известных по телевизору акул и щучек из таинственного опасного, но притягательного мира шоу-бизнеса. Пара продюсеров нетрадиционной ориентации, по слухам, проведших в местах отдаленных не одну пятилетку. Три-четыре эстрадные звездочки средней величины со звучными именами и хорошо развитыми молочными железами; дизайнеры в ассортименте, околобалетные модели и визажисты, которых я до этого держал за пейзажистов.

Я посмотрел на Сарая да на себя — боже мой: выглядим мы с ним в джинсиках и кедиках, как двое настоящих вахлаков, вернее, как трое вахлаков (он-то запросто на двух тянет).

Я хотел было закричать, что у меня дома костюм есть, но смотрю — никто особо над нами не смеется, а с Кар-Саром даже некоторые на иностранных языках здороваются. Он им с достоинством по-русски отвечает.

Мимо пара проходит — девушка, как принцесса, в зеленом вечернем платье с молодым человеком в смокинге.

— Вы помните? — это принцесса щебечет — Спускаешься с «place de Greve» по «rue Minion», и вот направо внизу есть местечко одно симпатичное, почти что лучшее в Париже…

Джентльмен сообщает:

— Нет, извините, я в это время в Милане был, в «La Skala» пел.

Я думаю: «Да, вот это попали!» Отошел к скамеечке — ноги меня уже плоховато держали. А рядом опять разговор:

— Вам нравится ранний Тинторетто?

— Еще бы! Это ж сплошной восторг, но я все-таки предпочитаю малых голландцев или в крайнем случае братьев Ге. А каков Мурильо! Богатая палитра, крупный мазок! Перфектно!

Вот так тусовка! Я тоже не какой-нибудь там им (или им там)! Из себя ничего и «Фабрику звезд» смотрю регулярно. Но тут! Модели и балеруны, художницы и артисты — все сюсюкают и выпендриваются ужасно. Моя бабушка, царствие ей небесное, привезла в свое время из своей Ростовской области Борисоглебского района деревни Титово шикарный термин, характеризующий людей такого типа: «с ваткой в жопке». Короче, почти у всего деньрожденческого контингента (даже у дам) эта самая ватка, выражаясь, конечно, фигурально, просматривалась довольно уверенно.

Вскоре на белоснежную террасу главного здания вышла высокая худощавая женщина в потрясающем черном кружевном платье. В ее руке блеснул колокольчик, наверняка серебряный, и над беседкой и лужайкой, над дамами и их кавалерами, над славным писательским поселком Красная Пахра, да и вообще над всей европейской частью России поплыл старинный, давно забытый и от этого еще более волнующий мелодический звон. Похоже, всех звали к столу.

Я хотел было пристроиться где-нибудь с краю на табуреточке, чтобы в случае необходимости свалить, но мама балеруна Артура, сегодняшнего деньрожденца, рассудила по-другому.

Руководствуясь великосветскими добрыми правилами ведения стола, вычитанными из расширенного и дополненного издания Елены Молоховец, мадам в черном платье расположила поверх каждого прибора специальную карточку с золотым обрезом, на которой готическим шрифтом с вензелями было начертано имя и титул гостя. Не один вечер, вероятно, прокорпела мамаша над планом рассадки, учитывая пол, возраст и род занятий каждого, чтобы рассадить гостей «по интересам» и дать им возможность вести за столом приличные и светские разговоры.

Так вот, на умопомрачительной визитке Сарая было выведено: «Господин Юрий Фролов. Друг».

Я долго искал свое место, пока наконец не наткнулся на карточку «Дама господина Фролова», то есть — баба Сарая.