История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV — конец XV века

Жрецы с неудовольствием смотрели на появление христианских храмов в Нижнем городе, рядом со святилищем Перкуна, и на великую княгиню, окруженную православным духовенством, которое не только отправляло богослужение, но и занималось обращением язычников в христианство. Между прочим, духовник великой княгини Марии, монах Нестор, успел склонить к принятию крещения двух знатных литвинов из свиты великого князя. Это сильно раздражало жрецов, и они обратились к Ольгерду с требованием наказать отступников. Ольгерд, недавно севший на виленском столе и еще недостаточно укрепившийся на нем, опасался народного возмущения. Он уступил требованию жрецов: Кумец и Нежило, в крещении Иоанн и Антоний, были заключены в темницу, где оставались целый год. Несмотря на все угрозы и истязания, они остались верными своей религии и примером своей твердости обращали к ней других язычников, за что и были наконец преданы мученической смерти. Вскоре за ними такой же смерти был предан их родственник Круглец, принявший крещение под именем Евстафия. Это мученичество трех православных литвинов совершилось в 1347 году. По всей вероятности, торжеству языческой партии в Вильне в то время способствовала также и кончина великой княгини Марии, умершей в предыдущем году.

В 1349 году Ольгерд вновь женился на православной княжне, Юлиане (Ульяне) Тверской, и двор великой княгини вновь сделался сосредоточением православия в литовской столице. Один из немецких рыцарей или послов, посетивших Вильну при Ольгерде, говорит, что при частых отсутствиях мужа великая княгиня Ульяна Александровна редко выезжала из виленского замка, вполне посвящая свое время воспитанию детей и разным женским работам. При ней находилось большое число девиц, которые под ее надзором ткали, вышивали и вместе с ней ходили на церковную службу. «Были мы в придворной церкви во время обедни, — пишет немец, — придворные женщины находились на верхней галерее (на церковных полатях или хорах), завешенной зеленой сеткой, так что можно было видеть только их тени». На том месте, где были преданы смерти три помянутых выше мученика, великая княгиня Ульяна заложила храм во имя Св. Троицы, и здесь потом некоторое время покоились тела этих мучеников, признанных святыми православной церковью. Ольгерд, подобно галицким князьям, хлопотал, как мы видели, получить особого митрополита для Западной России, чтобы разъединить ее с Москвой в церковном отношении. Хлопоты эти при нем еще не увенчались успехом. Предание говорит, что митрополит Алексей во время своих объездов по русским областям посетил также Вильну и здесь лично освятил вновь построенный храм Пресвятой Девы (впоследствии Пречистенский собор).

За исключением помянутых трех мучеников, сделавшихся жертвой собственно виленских жрецов, не видно, чтобы православие подвергалось гонению от Литвы, и оно мирно, постепенно распространялось в княжеской семье и дружине. Но рядом с русским православием уже давно вторгалось в Литву римское католичество, — со стороны Польши и двух немецких орденов. А так как последние распространяли его мечом и огнем, порабощением и разорением туземцев, то католичество слыло на Литве под именем «немецкой веры» и было ненавистно народу. Возбуждению против католичества, вероятно, способствовало отчасти и распространившееся на Литву влияние русской гражданственности с ее нерасположением к папизму. Однако усилия Римской курии и католических соседей, особенно поляков, не оставались бесплодны. И великие князья Литовские, давая льготы многим немецким переселенцам, тем самым способствовали водворению католичества в своих городах, а иногда из политических видов прямо ему покровительствовали, и даже в минуты опасности от немцев принимали хотя на время католическую религию (Миндовг) или манили папских агентов обещанием принять ее (Гедимин и Кейстут). В Вильне еще при Гедимине мы видели существование двух католических монастырей; дальнейшая судьба их неизвестна; но в начале Ольгердова княжения они, кажется, уже не существовали. Во вторую половину его княжения католические монахи водворились здесь вновь, с помощью одного из любимцев великого князя, по имени Гаштольд.