История России в занимательных рассказах, притчах и анекдотах IX - XIX вв

На следующий год в Москву на смотрины снова прибыли сотни красавиц. Самые знатные из них поселились в кремлевских теремах, с нетерпением ожидая решения своей участи.

Однажды на кремлевском дворе Михаил увидел шедших рядом двух девушек. Одна из них, набеленная и на-сурмленная сверх всякой меры, плыла лебедью, высоко подняв голову. Другая, на чьем лице не было и следа румян и белил, шла чуть позади, потупив глаза, стараясь не отстать от своей спутницы. Михаил обратил внимание на то, что первая была роскошно одета, как, впрочем, почти все претендентки, вторая же, одетая бедно, по-видимому, к числу царских невест не принадлежала. Она походила на служанку, сопровождавшую свою госпожу на прогулке. Когда царь пригляделся к девушке, то увидел сказочной красоты лицо и удивительно ясные и добрые глаза.

Девушки вошли в церковь. Михаил проскользнул следом и увидел одного из своих слуг — кравчего Никиту Вельяминова. Царь попросил его узнать, кто эти боярышни, особенно же выведать все о той, что беднее одета.

Через час Никита доложил ему, что бедная красавица прозывается Евдокией Лукьяновной Стрешневой, что она то ли служит при боярышне сенной девушкой, то ли живет в доме у ее отца из милости. Боярышню привезли в Москву из Можайска по его, государеву, указу на смотрины, а Евдокию отправили с ней служанкой.

«А кто ее отец?» — спросил Михаил. «Можайский дворянин Стрешнев Лукьян Степанович», — ответил Вельяминов.

Три дня и три ночи пребывал Михаил Федорович словно в бреду: не шла из его памяти прекрасная Евдокия. Царь сумел узнать, что Евдокия еще ребенком осталась сиротой. Когда ее отец уходил на войну с поляками, то упросил дальних родственников ее покойной матери взять девочку в свой дом на воспитание. Вернувшись через несколько лет, он нашел свой дом опустевшим и разоренным, поля — заросшими бурьяном, а деревеньку — вконец обезлюдевшей.

Вздохнул Лукьян Степанович Стрешнев и поехал в Можайск поглядеть на свою дочь. Увидел он юную красавицу, узнал, что Евдокия и грамотна, и умна, и сердцем добра, решил несчастный отец забрать дочь с собой, да тут же передумал. Куда брать-то? Под дырявую соломенную крышу? И осталась Евдокия у богатых родственников, чтобы слезами своими радовать вечно всем недовольную молодую боярышню.

Когда Михаил узнал про это, то попросил отца-патриар-ха и мать-царицу выслушать его по делу великому — о суженой его, и судьбу их решить, как будет угодно им и Господу. Он знал, что разговор легким не будет, но поклялся, что от намерения своего не отступит и скорее примет схиму, чем откажется от бедной сироты.

Вскоре отправился к Можайску царский поезд, и везли в нем подарки будущему тестю — дворянину Лукьяну Степановичу Стрешневу.

Евдокия Лукьяновна и Михаил Федорович любили друг друга всю жизнь. Они прожили вместе двадцать лет, имели десять детей — семь дочерей и трех сыновей. Из мальчиков дожил до совершеннолетия только один — Алексей — будущий русский царь, а из девочек — трое.

Михаил Федорович и Евдокия Лукьяновна умерли друг за другом — в июле и августе 1645 года. Жена пережила мужа всего на три недели и ушла в иной мир, так и не успев сыграть ни одной свадьбы детей. Волею судьбы продолжателем рода Романовых стал их сын — Алексей Михайлович. Когда умерли его родители, ему шел семнадцатый год.

Второй царь из династии Романовых

(З^лексей Михайлович принадлежал двум эпохам — древнерусской, типично средневековой, и уже зарождавшейся эпохе нового времени, глашатаем и поборником которой стал его сын Петр.

Историк Василий Осипович Ключевский (1841 —1911) так писал о царе-реформаторе: «В этом лице отразился первый момент преобразовательного движения, когда вожди его еще не думали разрывать со своим прошлым и ломать существующее. Царь Алексей Михайлович принял в преобразовательном движении позу, соответствующую такому взгляду на дело: одной ногой он еще крепко упирался в родную православную старину, а другую занес уже было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном йереход-ном положении. Он вырос вместе с поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средства для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины.

Это было у нас единственное поколение, так думавшее: так не думали прежде и перестали думать потом...

Царь Алексей и его сверстники не менее предков дорожили своей православной стариной, но некоторое время они были уверены, что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, «комедийное действо» и при этом сохранить в неприкосновенности те чувства и понятия, какие необходимы, чтобы с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в крещенский сочельник до звезды».