История русской революции. Том II, часть 2

25-го с раннего утра в Смольном шли заседания фракций. У большевиков присутствовали лишь те, которые были свободны от боевых поручений. Открытие съезда оттягивалось: большевистское руководство хотело предварительно покончить с Зимним. Но и враждебные фракции не торопили: им самим надо было решить, что делать, а это было не легко. Проходили часы. Во фракциях препирались подфракции. Раскол эсеров произошел после того, как резолюция об уходе со съезда была отвергнута 92 голосами против 60. Только к позднему вечеру правые и левые эсеры стали заседать в разных комнатах. Меньшевики в 8 часов потребовали новой отсрочки: у них было слишком много мнений. Надвинулась ночь. Операция у Зимнего затягивалась. Но ждать дольше становилось невозможным: надо было сказать ясное слово насторожившейся стране.

Революция научила искусству уплотнения. Делегаты, гости, охрана теснились в актовом зале благородных девиц, чтобы впускать все новых и новых. Предупреждения об опасности провала пола не имели последствий, как и призывы поменьше курить. Все уплотнялись и курили вдвое. С трудом пробил себе Джон Рид путь через шумную толпу у дверей. Зал не отапливался, но воздух был тяжел и горяч.

Набившись в притворы, в боковые проходы, усевшись на каждый подоконник, делегаты терпеливо ожидали звонка председателя. На трибуне не было ни Церетели, ни Чхеидзе, ни Чернова. Только вожди второго ряда явились на свои похороны. Невысокий человек, в форме военного врача, открыл от имени Исполнительного комитета заседание в десять часов сорок минут. Съезд собирается в таких «исключительных обстоятельствах», что он. Дан, выполняя поручение ЦИКа, воздержится от политической речи: ведь его партийные друзья находятся сейчас в Зимнем дворце под обстрелом, «самоотверженно выполняя свой долг министров». Делегаты меньше всего ждали благословения ЦИКа. Они с неприязнью глядели на трибуну: если эти люди еще политически существуют, то какое отношение имеют они к нам и к нашему делу?

От имени большевиков московский делегат Аванесов предлагает президиум на основе пропорциональности: 14 большевиков, 7 эсеров, 3 меньшевика, 1 интернационалист. Правые тут же отклоняют участие в президиуме. Группа Мартова пока воздерживается: она еще не решила. Семь голосов переходят к левым эсерам. Съезд нахмурившись следит за этими вступительными столкновениями.

Аванесов оглашает большевистских кандидатов в президиум: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин, Склянский, Крыленко, Антонов-Овсеенко, Рязанов, Муранов, Луначарский, Коллонтай и Стучка. «Президиум составляется, – пишет Суханов, – из главных большевистских лидеров и из шестерки (на самом деле семерки) левых эсеров». Как авторитетные партийные имена, Зиновьев и Каменев включены в президиум, несмотря на их противодействие восстанию; Рыков и Ногин, как представители Московского Совета; Луначарский и Коллонтай, как популярные в тот период агитаторы; Рязанов, как представитель профессиональных союзов; Муранов, как старый рабочий-большевик, мужественно державший себя во время судебного процесса депутатов Государственной думы; Стучка, как глава латышской организации;

Крыленко и Склянский, как представители армии; Антонов-Овсеенко, как руководитель петроградских боев. Отсутствие имени Свердлова объясняется, очевидно, тем, что он сам составлял список, и в суматохе никто его не поправил. Для тогдашних нравов партии характерно, что в президиум оказался включен весь штаб противников восстания: Зиновьев, Каменев, Ногин, Рыков, Луначарский, Рязанов. Из левых эсеров всероссийской известностью пользовалась только маленькая, хрупкая и мужественная Спиридонова, отбывшая долгие годы каторги за убийство усмирителя тамбовских крестьян. Других «имен» у левых эсеров не было. Зато у правых, кроме имен, оставалось уже совсем немного.

Съезд горячо встречает свой президиум. Ленина на трибуне нет. В то время как собирались и совещались фракции, Ленин, еще не разгримированный, в парике и больших очках, сидел в обществе двух-трех большевиков в проходной комнате. По пути в свою фракцию Дан со Скобелевым остановились против стола заговорщиков, пристально вгляделись и явно узнали Ленина. Это значило: пора разгримировываться!

Ленин не спешил, однако, появиться публично. Он предпочитал присматриваться и стягивать в своих руках нити, оставаясь пока за кулисами. В своих воспоминаниях, опубликованных в 1924 году, Троцкий пишет: "В Смольном шло первое заседание второго съезда советов. Ленин не появился на нем. Он оставался в одной из комнат Смольного, в которой, как помню, не было почему-то никакой или почти никакой мебели. Потом уже кто-то постлал на полу одеяла и положил на них две подушки. Мы с Владимиром Ильичем отдыхали, лежа рядом. Но уже через несколько минут меня позвали: