Но нужно дать отпор Мартову. Эта задача ложится на Троцкого. «Сейчас, после исхода правых, его позиция, – признает Суханов, – настолько же прочна, насколько слаба позиция Мартова». Противники стоят рядом на трибуне, прижатые со всех сторон плотным кольцом возбужденных делегатов. «То, что произошло, – говорит Троцкий, – это восстание, а не заговор. Восстание народных масс не нуждается в оправдании. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор… Наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда?.. Но ведь мы видели их целиком. Больше за ними нет никого в России. С ними должны заключить соглашение, как равные с равными, миллионы рабочих и крестьян, представленных на этом съезде, которых они не в первый и не в последний раз готовы променять на милость буржуазии. Нет, тут соглашение не годится! Тем, кто отсюда ушел, как и тем, кто выступает с подобными предложениями, мы должны сказать: вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна, отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории!»
– Тогда мы уходим! – кричит Мартов, не дожидаясь голосования съезда. «Мартов, в гневе и аффекте, – жалуется Суханов, – стал пробираться к выходу с эстрады. А я стал в экстренном порядке созывать на совещание свою фракцию». Дело было совсем не в аффекте. Гамлет демократического социализма. Мартов делал шаг вперед, когда революция откатывалась, как в июле; теперь, когда революция готовилась совершить львиный скачок, Мартов отступал. Уход правых лишил его возможности парламентского маневрирования. Ему сразу стало не по себе. Он спешил покинуть съезд, чтобы оторваться от восстания. Суханов возражал, как мог. Фракция разделилась почти пополам: 14 голосами против 12 победил Мартов.
Троцкий предлагает съезду резолюцию – обвинительный акт против соглашателей: они подготовили пагубное наступление 18 июня; они поддерживали правительство народной измены; они прикрывали обман крестьян в земельном вопросе; они проводили разоружение рабочих; они ответственны за бессмысленное затягивание войны; они позволили буржуазии углубить хозяйственную разруху; потеряв доверие масс, они противодействовали созыву съезда советов; наконец, оказавшись в меньшинстве, они порвали с советами.
Снова внеочередное заявление: поистине терпимость большевистского президиума не имеет пределов. Представитель Исполнительного комитета крестьянских советов прибыл с поручением призвать крестьян покинуть этот «несвоевременный» съезд и отправиться к Зимнему дворцу, «чтобы умереть вместе с теми, кто послан туда творить нашу волю». Призывы умереть под развалинами Зимнего дворца начинают изрядно надоедать своей монотонностью. Только что появившийся на съезде матрос с «Авроры» иронически заявляет, что развалин нет, так как с крейсера стреляли холостым. «Продолжайте спокойно занятия». Съезд отдыхает душой на этом великолепном чернобородом матросе, воплощающем простую и повелительную волю восстания. Мартов с своей мозаикой мыслей и чувств принадлежит другому миру: поэтому он и рвет со съездом.
Еще одно внеочередное заявление, на этот раз полудружественное. «Правые эсеры, – говорит Камков, – ушли, но мы, левые, остались». Съезд приветствует оставшихся. Однако и они считают необходимым осуществление единого революционного фронта и высказываются против резкой резолюции Троцкого, которая закрывает двери к соглашению с умеренной демократией.
Большевики и тут идут навстречу. Такими уступчивыми их, кажется, еще не видали никогда. Не мудрено: они – хозяева положения, и им незачем настаивать на словах. На трибуне опять Луначарский. «Тяжесть задачи, выпавшей на нас, – вне всякого сомнения». Объединение всех действительно революционных элементов демократии необходимо. Но разве мы, большевики, сделали какой-либо шаг, отметающий другие группы? Разве не приняли мы единогласно предложение Мартова? Нам ответили на это обвинениями и угрозами. Разве не ясно, что покинувшие съезд "прекращают даже свою соглашательскую ра– большевистской партии убедиться в беспочвенности (так в тексте берлинского издания.
Большевики не настаивают на немедленном голосовании резолюции Троцкого: они не хотят мешать попыткам достигнуть соглашения на советской основе. Метод наглядного обучения с успехом применяется даже под аккомпанемент артиллерии! Как раньше – принятие предложения Мартова, так теперь уступка Камкову только обнажает бессилие примирительных потуг. Однако, в отличие от левых меньшевиков, левые эсеры не покидают съезда: они слишком непосредственно испытывают на себе давление восставшей деревни.