В этот момент Троцкого вызывают для объяснения с только что прибывшей депутацией городской думы. В столице, правда, пока спокойно, но ходят тревожные слухи. Городской голова ставит вопросы. Собирается ли Совет устраивать восстание? И как быть с порядком в городе? И что станется с думой, если она не признает переворота? Эти почтенные люди хотят знать слишком много. Вопрос о власти – гласит ответ – подлежит решению съезда советов. Приведет ли это к вооруженной борьбе, «зависит не столько от советов, сколько от тех, которые, вопреки единодушной воле народа, удерживают в своих руках государственную власть». Если съезд отклонит власть. Петроградский Совет подчинится. Но само правительство явно ищет столкновения. Отдано предписание об аресте Военно-революционного комитета. На это рабочие и солдаты могут ответить лишь беспощадным сопротивлением. Грабежи и насилия преступных шаек? Изданный сегодня приказ Комитета гласит: «При первой попытке темных элементов вызвать на улицах Петрограда смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу – преступники будут стерты с лица земли». В отношении городской думы можно будет, в случае конфликта, применить конституционный метод: роспуск и новые выборы. Делегация ушла неудовлетворенной. Но на что она, собственно, рассчитывала?
Официальный визит отцов города в лагерь мятежников явился слишком откровенной демонстрацией бессилия правящих. "Не забывайте, товарищи, – говорил Троцкий, вернувшись во фракцию большевиков, – что несколько недель тому назад, когда мы приобрели большинство, мы были только фирмой – без типографии, как кассы, без отделов, – а теперь депутация городской думы приходит к арестованному Военно-революционному комитету «справляться о судьбе города и государства».
Петропавловская крепость, политически завоеванная только накануне, сегодня закрепляется. Команда пулеметчиков, наиболее революционная часть, приводится в боевой вид. Идет усердная чистка пулеметов Кольта: их 80 штук. Для контроля над набережной и Троицким мостом пулеметы устанавливаются на крепостной стене. К воротам выставлен усиленный караул. В окружающий район высланы патрули. Но в горячке утренних часов выясняется, что внутри самой крепости положение не может еще считаться прочно обеспеченным. Неопределенность вносит батальон самокатчиков. Подобно кавалеристам, из зажиточных и богатых крестьян, самокатчики, из промежуточных городских слоев, составляют самые консервативные части армии. Тема для идеалистических психологов; стоит человеку, в отличие от других, почувствовать себя на двух колесах с передачей, по Крайней мере в бедной стране, как Россия, – и его спесь начинает надуваться, как его шины. В Америке для такого эффекта уже нужен автомобиль.
Вызванный для подавления июльского движения батальон усердно брал в свое время дворец Кшесинской и был затем в качестве особо надежной части водворен в Петропавловке. Во вчерашнем митинге, определившем судьбу крепости, самокатчики, как выяснилось, не принимали участия: дисциплина еще сохранилась у них настолько, что офицерству удалось удержать солдат от выхода на крепостной двор. В расчете на самокатчиков комендант крепости высоко держит голову, часто сносится по телефону со штабом Керенского и даже собирается будто бы арестовать большевистского комиссара. Нельзя терпеть неопределенного положения ни одной лишней минуты! По приказанию из Смольного, Благонравов идет противнику наперерез: комендант подвергается домашнему аресту, телефонные аппараты снимаются во всех офицерских квартирах. Из правительственного штаба возбужденно запрашивают, почему умолк комендант и что вообще происходит в крепости. Благонравов почтительно докладывает по телефону, что крепость отныне исполняет только распоряжения Военно-революционного комитета, с которым правительству и надлежит в дальнейшем сноситься.
Все части крепостного гарнизона принимают арест коменданта с полным удовлетворением. Но самокатчики держатся уклончиво. Что скрывается за их угрюмым молчанием: притаившаяся враждебность или последние колебания? «Решаем устроить специальный митинг для самокатчиков, – пишет Благонравов, – и пригласить на него наши лучшие агитационные силы, и в первую голову Троцкого, пользующегося громадным авторитетом и влиянием на солдатские массы». Часа в четыре пополудни весь батальон собрался в помещении соседнего цирка Модерн. В качестве правительственного оппонента выступал генерал-квартирмейстер Пораделов, считавшийся эсером. Его возражения были настолько осторожны, что казались двусмысленными. Тем сокрушительнее наступали представители Комитета. Дополнительная ораторская битва за Петропавловскую крепость закончилась, как и следовало предвидеть: всеми голосами против 30 батальон одобрил резолюцию Троцкого. Еще один из возможных вооруженных конфликтов был разрешен до боя и без крови. Это и есть октябрьское восстание. Таков его стиль.