История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Теория о двух самостоятельных властях — церковной и светской — с самого начала беспокоила императрицу. Возможно, ей были известны упомянутые записки, представленные Арсением императрице Елизавете. При подготовке секуляризации церковных земель Екатерине II пришлось убедиться, что подобные воззрения были еще живы. Князь М. М. Щербатов находил, что отношение Екатерины к теории «двух властей» определялось честолюбивыми претензиями духовенства на светские права: «Ныне царствующая императрица, последовательница новой философии, конечно, знает, до каких мест власть духовная должна простираться, и, конечно, из пределов ее не выпустит. Но я впредь не ручаюсь, чтобы духовный чин нашед удобный случай, не распростер свою власть» [570]. Вероятно, именно эти соображения и побудили императрицу столь жестоко обойтись с митрополитом Арсением, что явилось еще одним шагом на пути дальнейшего подчинения Церкви государству. Екатерина охотно называла себя «благочестивой императрицей» 

[571], а в одном письме к Вольтеру назвала себя даже «chef de l’Eglise greque» [главой Греческой Церкви (фр.)] [572]

; да и Гримм именует ее «chef de son Eglise» [главой своей Церкви (фр.)] [573]. Щекотливую для себя проблему престолонаследия императрица решила ссылкою на то, что взошла на трон ради защиты православной веры 

[574]. Эта мысль подчеркивается в манифесте Екатерины II по поводу восшествия на престол от 28 июня 1762 г.: «Всем прямым сынам отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству начиналася самым делом, а именно: наш закон православный греческий перво всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так что Церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона» [575]

. Идея спасения Церкви от политики Петра III еще более акцентируется в манифесте по случаю коронации от 7 июля 1762 г. «Ревность к благочестию, любовь к Нашему Российскому отечеству… понудили Нас к тому (государственному перевороту. — Ред.). Естьли бы и благовременно не исполнили того, чего от Нас самая должность в рассуждении Бога, Его Церкви и веры святой требовала, то бы пред Страшным Его судом отвечать за сие принуждены были». В конце манифеста сообщается, что поступок императрицы удостоился благословения свыше: «Он, Всевышний Бог, Который владеет царством и кому хочет дает его, видя праведное и благочестивое оное Наше намерение, самым делом так оное благословил» [576]. Лицемерие Екатерины было безоговорочно поддержано высшим духовенством, которое было слишком напугано печальной переменой своего положения при Петре III, а пуще всего — потерей церковных вотчин. Хотя среди авторов манифеста от 28 июня не было членов Святейшего Синода, они тотчас же подхватили содержавшиеся в нем идеи, восхваляя в своих проповедях Екатерину II как защитницу православной веры [577]. Даже секуляризация 1764 г. не остановила потока лести. В связи с публикацией в 1766 г. «Наказа» Екатерины Святейший Синод утверждал, что «в Высочайшем «Наказе» изображено богоподобное желание, чтоб увидеть народ российский, сколько возможно по человечеству, учинившимся в свете благополучнейшем» [578].