История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Ко времени кончины императрицы Елизаветы проблема церковных земель для правительства настолько обострилась, что стало возможным ее окончательное разрешение. Этого не случилось при Елизавете только потому, что такой шаг претил религиозному чувству императрицы и ее уважению к церковной иерархии [539]. Итак, до воцарения Петра III могло казаться, что Святейший Синод одержал победу в этом вопросе. Петр III по своему воспитанию и природному характеру был иностранцем, которому были чужды Россия и ее Церковь [540]. Его краткое правление (26 декабря 1761 г. — 28 июня 1762 г.) напоминает правление императрицы Анны. Это был период немецко–протестантского господства и «мысленного ига», как выразился архиепископ Амвросий Зертис–Каменский в письме к митрополиту Арсению Мацеевичу, написанном после вступления на престол Екатерины II 

[541]. Еще откровеннее в письме к тому же адресату высказался Московский митрополит Тимофей Щербацкий: правление Петра III «vitam nostram ad gemitus et dolores ducit» [наполнило жизнь нашу стенанием и скорбями (лат.)] [542]. Петр III был лютеранин по крещению и до 14 лет жил в Киле, после чего императрица Елизавета вызвала его в Петербург. Здесь 29 июня [543]

1742 г. он перешел в православие, но открыто выражал свое презрение к православной Церкви и ее обрядам, что вызывало возмущение подданных и недоумение иностранцев. За 10 дней до смерти Петра III австрийский посланник граф Мерси–Аржанто докладывал своему правительству: «Едва можно себе представить то удивительное презрение, какое царь выказывает господствующей религии своего государства» [544]. В мемуарах А. Т. Болотова упоминается о беседе Петра III с Новгородским архиепископом Димитрием Сеченовым, который являлся в то время первоприсутствующим в Святейшем Синоде. Царь высказал желание, «чтоб из всех образов, находящихся в церквах, оставлены были в них одни изображающие Христа и Богородицу, а прочих бы не было; также чтоб всем попам предписано было бороды свои обрить и вместо длинных ряс носить такое платье, какое носят иностранные пасторы» [545]. Хорошо осведомленный австрийский посланник также сообщает своему двору об этом разговоре, добавляя: «Архиепископ, сильно смущенный, стал представлять ему различные дурные последствия, связанные с этими нововведениями, и наконец в особенности то, что если император захочет принудить русское духовенство к принятию всего вышесказанного, то подвергнет их всех опасности быть когда–нибудь ночью умерщвленными чернью. Тем не менее государь, казалось, был очень раздражен его возражениями и очень сурово обошелся с названным епископом, который, пожалуй, еще будет сослан в Сибирь» 

[546]. По словам посланника, этот разговор состоялся 28 июня 1762 г. О реформистских планах Петра III свидетельствуют его заметки от 25 июня того же года: «1) чтоб дать волю во всех законах (т. е. вероисповеданиях. — И. С.), и какое у кого ни будет желание, то не совращать (в православие. — И. С.); 2) принять вообще всех западных и чтоб их не имели в поругании и проклятии; 3) уреченные посты вовсе прекратить и чтоб не почитать в закон, но в произвольство; 4) о гресе прелюбодейном не иметь никому осуждения, ибо и Христос не осуждал; 5) всех ваших здешних бывших монастырских крестьян причислить моему державству, а вместо их мое собственное на жалование дать» [547]. Уже 26 марта 1762 г. Петр III издал жесткий указ, не вошедший, впрочем, в Собрание законов. В нем Святейший Синод обвиняется в волокитстве по делам просителей. «Делается одна токмо повадка (т. е. поблажка. — И. С.) епархиальным начальникам, так что в сем пункте Синод походит больше на опекуна знатного духовенства, нежели на строгого наблюдателя истины и защитника бедных и невинных… Сего ради повелеваем Синоду чрез сие стараться крайним наблюдением правосудия соблазны истребить… Нашим императорским словом чрез сие объявляя, что малейшее нарушение истины покажется как злейшее государственное преступление» [548]

. В царствование Елизаветы Синод успел отвыкнуть от такого резкого тона. Однако по существу дела Петр III был прав: дела затягивались, низшее духовенство редко находило в Синоде защиту от произвола владык, которым зачастую не хватало чувства справедливости. В январе 1762 г. Петр III посетил Святейший Синод, где совещался по вопросу о положении монастырских крестьян [549]. В результате появился ряд указов [550], которые благоприятно отразились на положении крестьян. Память об этих указах долго жила в народе, и недаром к ним прибегали самозванцы (например, во время восстания Пугачева) и сектанты. В истории епархиального управления и монастырей эти указы открыли новую эпоху (см. § 10).