Но в отношении другого видного иерарха церковная политика императрицы оказалась более суровой. Как уже упоминалось, Петербургский архиепископ Вениамин Пуцек–Григорович имел мужество высказаться против секуляризации на совместной конференции Сената и Синода 18 июля 1762 г. Уже 25 июля Вениамин был переведен из Петербурга в Казань. Во время секуляризации он ни в какой форме не выразил к ней своего отношения. После подавления Пугачевского восстания, в ходе которого архиепископ выказал твердость и стойкость, он был оклеветан перед председателем государственной следственной комиссии генералом П. С. Потемкиным и ложно обвинен в активной поддержке Пугачева. Архиепископа Вениамина подвергли унизительным допросам как государственного преступника. После этого дело было подано императрице, к счастью, архиепископу удалось передать лично Екатерине оправдательное письмо. В следующем году императрица убедилась в лживости обвинения. Архиепископ был объявлен невиновным и сделан митрополитом. Старец, перенесший во время предварительного заключения удар, удалился в монастырь, где и скончался в 1783 г. [622]
Благотворное влияние на позицию иерархии, проявлявшей нетерпимость в отношении инаковерующих, оказали указы Екатерины II о веротерпимости, которые прежде всего облегчили положение старообрядцев. В этом вопросе императрица действовала в духе времени, отдавая дань Просвещению, что постоянно подчеркивала в своих письмах к Гримму и Вольтеру. Можно думать, что политика веротерпимости вполне соответствовала и ее собственным искренним убеждениям [623]
.г)
За короткое царствование Павла I (6 ноября 1796 г. — 11 марта 1801 г.) существенных изменений в отношениях между Церковью и государством не произошло. Инерция установленных Екатериной принципов оказалась сильнее реформистских устремлений нового императора, не согласного с политикой матери [624]. Историк времени Павла I констатирует, что «в павловское время Синод по авторитету и своему значению занимал место ниже Сената и близко подходил к положению коллегий и министерств» [625]. Павел был весьма подвержен переменчивости настроений, что, однако, не затрагивало основы его убеждений. К последним следует отнести его высокое мнение о сущности самодержавия и мистическую религиозность. Ему как наследнику престола Екатерина назначила в наставники молодого одаренного иеромонаха Платона Левшина, впоследствии митрополита Московского, который должен был воспитать Павла в духе православной веры. Поэтому позиция императора по отношению к духовенству была вполне благосклонной. Проникнутый убеждением в религиозной сущности императорской власти, Павел находил вполне естественным свое личное вмешательство в дела церковного управления. Некоторые свои указы он передавал генерал–прокурору для дальнейшего препровождения их обер–прокурору или Святейшему Синоду. В общем он относился весьма милостиво к архиереям, заботился о низшем духовенстве и интересовался усовершенствованием духовных учебных заведений [626]. Свое отношение к иерархам он обнаруживал в соответствии со своим характером подчас в довольно причудливой форме. Ему нравилось, назначив епископа членом Святейшего Синода, не допускать его фактически до участия в работе последнего, как он поступил, например, с Киевским митрополитом Гавриилом Банулеско–Бодони (1799–1803) [627]. Невзирая на возражения иерархов (митрополитов Гавриила Петрова и Платона), он награждал епископов орденами. Митрополиту Платону, которого Павел вознамерился наградить, пришлось на коленях умолять царя не делать этого. Став великим магистром ордена святого Иоанна Иерусалимского, Павел наградил им некоторых епископов, а придворных священников возвел в звание кавалеров ордена. Архиепископ Псковский Ириней Клементьевский (1798–1814) получил даже аксельбанты генерал–адъютанта для ношения поверх своего монашеского одеяния [628]. Любимца своей матери, митрополита Новгородского и Петербургского Гавриила Петрова, Павел не выносил; он оставил за ним в 1799 г. только Новгородскую кафедру, с которой Гавриил уже в следующем году ушел на покой († 16 января 1801 г.) [629]. В Петербург же император назначил Казанского архиепископа Амвросия Подобедова (1742–1818), члена Святейшего Синода с 1795 г., который тем самым становился первоприсутствующим в Синоде. Император очень любил Амвросия, который в изобилии получал ордена и другие знаки милости и, как поговаривали в столице, имел шансы стать патриархом [630]. Если принять во внимание характер Павла I, то это отнюдь не покажется невозможным. «О благоустройстве Церкви и призрении к служащим ей почитаем одною из главнейших обязанностей царствования», — заявил Павел в своем указе о преобразовании Александро–Невской и Казанской семинарий в академии [631].