Читаем История Русской Церкви (1700–1917 гг.) полностью

В XIX в. епископы продолжали держаться мнения, что подчеркнутая строгость есть единственно правильный метод епархиального управления. Многочисленные приговоры митрополита Филарета по провинностям московского духовенства демонстрируют суровость владыки, которая, однако, никогда не доходила до крайностей. Из практики же его собратий известно, напротив, немало случаев, когда обращение с духовенством бывало весьма жестоким. Так, за самые незначительные проступки священники и диаконы ссылались в монастыри. Дурной славой пользовался Тамбовский епископ Евгений Базанов, прозванный «железным Евгением», который заставил рыдать Тамбов, а позднее подобным же образом управлял другими епархиями, пока не стал наконец в 1850 г. членом Святейшего Синода. Сходную репутацию снискал себе его современник, Орловский епископ Никодим Быстрицкий, в личности которого явно видны уже психо–патологические черты, — настолько окаменевшим и безжизненным выглядел этот аскет, спавший на голых досках с поленом под головой и совершенно бесчувственный ко всему окружающему [993]. Несмотря на общее смягчение нравов, пробуждение общественного мнения и перемены в правовых представлениях, в управлении епархиями во 2–й половине XIX в. продолжал действовать принцип крайней строгости. Прославился своей жесткостью Волынский архиепископ Агафангел Соловьев († 1876), категорически отвергавший реформу церковного суда. В равной мере это относилось и к архиепископу Павлу Лебедеву († 1892), занимавшему последовательно кафедры в Кишиневе, Тифлисе (где дело дошло даже до покушения на него) и Казани 

[994].

Во 2–й половине XIX в. задачи епископов стали сложнее. Рост народного образования выдвигал повышенные требования к пастырскому служению. На юге и юго–западе появились новые секты; наряду с епархиями, пораженными сектантством, были епархии с нехристианским в большинстве своем населением и, наконец, такие, где действовала католическая миссионерская пропаганда. Собственно административные задачи мало изменились: все регулировалось Уставом духовных консисторий, государственными законами и синодальными указами. И только от каждого епископа в отдельности зависело, удавалось ли ему или нет укрепить свой моральный авторитет образцовой жизнью, человечностью и достойным отправлением богослужений (обстоятельство очень важное и высоко ценившееся прихожанами).

Новые миссионерские задачи требовали особых способностей, знаний и любви к делу. О миссионерской работе священников имелась богатая литература, но над обучением епископов–миссионеров не слишком задумывались. Несмотря на это, в ходе миссии среди язычников выдвинулись весьма заметные фигуры. В борьбе с расколом епископы, действовавшие не только репрессиями, но и духовным оружием, встречались реже. А среди борцов с сектантством епископы, обладавшие даром апологетов, были вообще исключением [995].

В отличие от XVIII в., когда всякий новопосвященный епископ немедленно получал кафедру, теперь в подготовке епископов (по крайней мере, теоретически) известную роль играло викариатство. Начинать карьеру с викарного епископа стало правилом, хотя ни в законах, ни в Уставе духовных консисторий не было никаких предписаний относительно функций викариев. Епархиальному архиерею самому предоставлялось решать, что поручить своему викарию. Бывали случаи, когда деятельность викария ограничивалась обязанностями настоятеля монастыря, если, например, епископ не желал ничем поступиться в управлении епархией. В видах дальнейшей карьеры викарию было крайне важно сохранять хорошие отношения с епархиальным архиереем. А как легко было их расстроить: чрезмерной ли энергичностью, или слишком уж глубокой ученостью, с которой не мог тягаться сам епископ, или слишком красноречивыми проповедями, или же слишком большой популярностью у прихожан. В подобной ситуации недоброжелательную аттестацию со стороны епископа могли компенсировать только большие связи или высокая протекция. Лишь немногие епархиальные архиереи обладали в отношении своих викариев объективностью митрополита Макария Булгакова или митрополита Иннокентия Вениаминова [996]. Это подтверждают списки епископов и их биографии. Были такие неудачники, которых в продолжение многих лет, по выражению Макария Булгакова, «спихивали» из одной епархии в другую [997]

. Но бывали и викарии, переживавшие в одной и той же епархии многих епископов [998]. Митрополит Филарет Дроздов обладал таким авторитетом, что мог сам подбирать себе викариев. Он вырастил целый ряд способных епископов–консерваторов, хорошо зарекомендовавших себя и в деле управления: Исидора Никольского, Филофея Успенского, Леонида Краснопевкова, Алексия Ржаницына, Савву Тихомирова [999]. Но в целом следует признать, что институт викариев так и не был с должным тщанием использован для обучения будущих епископов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Христос: Жизнь и учение. Книга V. Агнец Божий
Иисус Христос: Жизнь и учение. Книга V. Агнец Божий

Настоящая книга посвящена тому, как образ Иисуса Христа раскрывается в Евангелии от Иоанна. Как и другие евангелисты, Иоанн выступает прежде всего как свидетель тех событий, о которых говорит. В то же время это свидетельство особого рода: оно содержит не просто рассказ о событиях, но и их богословское осмысление. Уникальность четвертого Евангелия обусловлена тем, что его автор – любимый ученик Иисуса, прошедший с Ним весь путь Его общественного служения вплоть до креста и воскресения.В книге рассматриваются те части Евангелия от Иоанна, которые составляют оригинальный материал, не дублирующий синоптические Евангелия. Автор книги показывает, как на протяжении всего четвертого Евангелия раскрывается образ Иисуса Христа – Бога воплотившегося.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Иларион (Алфеев) , Митрополит Иларион

Справочники / Религия / Эзотерика
…Но еще ночь
…Но еще ночь

Новая книга Карена Свасьяна "... но еще ночь" является своеобразным продолжением книги 'Растождествления'.. Читатель напрасно стал бы искать единство содержания в текстах, написанных в разное время по разным поводам и в разных жанрах. Если здесь и есть единство, то не иначе, как с оглядкой на автора. Точнее, на то состояние души и ума, из которого возникали эти фрагменты. Наверное, можно было бы говорить о бессоннице, только не той давящей, которая вводит в ночь и ведет по ночи, а той другой, ломкой и неверной, от прикосновений которой ночь начинает белеть и бессмертный зов которой довелось услышать и мне в этой книге: "Кричат мне с Сеира: сторож! сколько ночи? сторож! сколько ночи? Сторож отвечает: приближается утро, но еще ночь"..

Карен Араевич Свасьян

Публицистика / Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука