— Нам нужно ехать, — тихо произнесла я вместо всего этого. — Как можно дальше. И как можно дольше.
Я ощутила, как Альк тихонько погладил меня по волосам здоровой рукой. И в этом жесте было столько же заботы и нежности, сколько и в том, как яростно он был готов защищать меня от тюрьмы.
Как в том, что он сделал для меня вчера.
— Собирайся. И стащи у этих богатеев консервов и вина. Пусть подумают, что это уборщица или тупые грабители.
Поднявшись с кровати, Альк завернулся в простыню и направился в ванную.
Мне не надо было повторять дважды. К тому же, в голове я уже составила план того, что нам нужно было взять с собой и собрала почти все необходимые вещи. Подготовила Альку одежду и оделась наконец сама.
Оставалось надеяться на то, что все, что могло пойти не по плану, уже произошло вчера.
15. Как мы вели откровенные разговоры
Я молча заняла водительское сиденье, давая тем самым Альку понять, что вести машину с раненой рукой — плохая идея. Понадеялась, что он не станет противиться, потому что спорить с ним у меня не было уже никаких сил.
Сколько мы проехали? Учитывая мой опыт вождения и не такую высокую скорость, как мог набирать сам Альк, плюс нашу совместную усталость — казалось, что совсем немного. Но я понимала, что нужно дожать до вечера и какого-нибудь совсем захудалого мотеля, хотя в этой части Калифорнии, как ни крути, не было бедного пригорода. Мы приближались к границе с Орегоном, и при самом наилучшем раскладе нам следовало ее миновать — от Калифорнии тошнило уже во всех смыслах этого слова.
Так и случилось, что солнце уже заходило, а мы все ехали. Практически без остановок. Мне хотелось сдохнуть от усталости, но я старалась никак этого не показывать. К тому же, от мысли о том, что мы удаляемся с каждым километром от совершенного преступления, становилось немного легче.
— Как твоя рука? — спросила я в очередной раз, когда увидела краем глаза, что Альк зашевелился, просыпаясь.
Как ни странно, я не говорила почти все это время. Старалась сосредоточиться на дороге, но было что-то еще. Словно какой-то внутренний барьер, который не позволял мне дурачиться со своей обыкновенной болтовней.
Словно подсознанию это казалось совсем неуместным теперь.
— Нормально, — буркнул парень, но по его слабому голосу, который я запомнила еще тогда, во время его болезни, я поняла, что ни хрена нормального. Пора делать гребанную остановку и искать ночлег.
Поэтому, стоило мне увидеть вдалеке огни придорожного мотеля, я не раздумывая свернула к нему. Водитель из меня был так себе — по крайней мере, я так решила, потому что, по ощущениям, за целый день пути мы проехали очень мало. Альк смог бы преодолеть это расстояние часов за шесть пути, не больше. Я успокаивала себя тем, что мы, по крайней мере, как-то двигались. Хотя могли бы остаться на месте из-за его ранения, как тогда, с болезнью.
Однако, стоило мне хлопнуть дверью пикапа, как я тут же ощутила непривычную прохладу, что было роскошью для южных штатов. Мы двигались на север. И это придавало сил.
Альку давалось с трудом даже такое простое действие, как выход из машины. Я уже начинала понимать, что ночка снова предстоит та еще. Добирались мы до номера с трудом, не говоря уже о том, чтобы уговорить парня поесть, сделать перевязку и помыться. Меня несколько напрягало на уголке сознания то, как на нас косился хозяин мотеля — сложно было скрыть наш не самый здоровый внешний вид, но я старалась отодвинуть эту мысль подальше.
— Завтра тебе будет лучше, — снимая в очередной раз намокшие сукровицей бинты, сказала я Альку. — Ведь правда же?
Да, Ванда, медсестра из тебя так себе, раз больной должен успокаивать тебя, а не наоборот.
"Больной", кстати, выглядел совсем хреново. Потому я и боялась, что ему может стать хуже, и я тогда совершенно не буду знать, что с этим делать.
— Мне сейчас нормально, — снова в своей манере ответил Альк. — Просто надо руку завтра зафиксировать. И дезинфицировать перед каждой перевязкой. А ещё в ближайшей аптеке купить противовоспалительные какие-нибудь.
Каждый раз, когда я обрабатывала его руку и смотрела на рану, вспоминала, какой же все-таки Даррен придурок. И все больше укреплялась в мысли о том, что многое бы поставила на то, чтобы самой нанести ему несколько смертельных ножевых. Не за себя даже — хотя и поэтому тоже; а потому что портил жизнь всем тем, кто хоть как-то обо мне заботился.
Альк вообще не должен был связать свою жизнь с моей, если бы не случай. И всего этого с ним бы не произошло, не реши он мне помочь.
— Никак не могу избавиться от мысли, что ты слишком много для меня делаешь, — молодец, Ванда, "что на уме, то и на языке", — И что я ничего не могу сделать для тебя взамен.
Отвратительное чувство, на самом деле. Особенно, когда в твоей голове то и дело возникает та тирада Алька под названием "вот что я думаю о помощи таким как ты..."
И в последнее время я вспоминала о ней все чаще и чаще.