История социологической мысли. Том 2

Значение категории жизненного мира в социальной теории Хабермаса зиждется на том, что этот мир – уровень социальной реальности, на котором коммуникативное действие играет принципиальную роль, создавая и воссоздавая общую социокультурную реальность, благодаря существованию которой возможно и оно само. У этой реальности имеются три измерения: культура, общество и личность. «Воспроизводство культурных ценностей гарантирует ‹…› взаимосвязь новых ситуаций с тем или иным конкретным состоянием мира, которая обеспечивает как преемственность традиций, так и конкретность знаний в масштабах, удовлетворяющих потребность повседневной практики в процессе взаимопонимания. Социальная интеграция

также гарантирует эту взаимосвязь ‹…›; она создает предпосылки скоординированных действий через легитимно регулируемые межличностные отношения и обеспечивает идентичность общественных групп. Наконец, ту же самую взаимосвязь обеспечивает еще и социализация членов этих групп; она гарантирует обретение подрастающим поколением генерализирующей способности к соответствующим действиям и создает предпосылки для согласования индивидуальных биографий и коллективных жизненных форм»[1198]

.

Функционирование системы (неважно, экономической, политической или какой-либо другой) может быть в значительной степени независимым от знания и согласия индивидов, а также от их способности достигать соглашения. Система – это область, подчиняющая своему влиянию путем стратегических действий (которые являются по существу разновидностью инструментальных действий), направленных на достижение поставленных целей, невзирая на сопротивление материала, в то время как отношения в жизненном мире симметричны и требуют определенного уровня согласия, общего знания и общих ценностей, согласованных дефиниций ситуации и добровольной координации действий. Жизненный мир интерсубъективен ex definitione; система же неизбежно подвергается объективизации или же овеществлению, становясь для членов общества внешней реальностью.

Оригинальность хабермасовского понимания жизненного мира также состоит в том, что он вводит в свою концепцию историческое

измерение, ставя вопрос об изменениях, которые претерпел этот мир от племенного общества, в котором он был по существу тождествен социальной системе, до современности, в которой он стал лишь «островком» в океане институтов системы, руководствующихся иными, чем он, законами. Другой аспект этих изменений – переход от безрефлексивности к рефлексивности, под влиянием которой «конкретные жизненные формы в их традиционно-привычном, апробированном состоянии» все больше сменяются «достигнутым довольно рискованным путем консенсусом, сохранность которого гарантируют коллективные достижения самих участников коммуникативных действий»[1199]. Поэтому «структуры жизненного мира» претерпевают в ходе эволюции достаточно принципиальные изменения, которые Хабермас считает, несомненно, переменами к лучшему, и если он говорит что-то плохое о связанном с рационализацией разрастании систем, то это не критика рационализации как таковой и не имеет ничего общего с консервативной идеализацией традиционного общества. Здесь мы, очевидно, имеем дело с вариациями на веберовскую тему рационализации

социального мира.

Уделяя столько внимания проблеме жизненного мира, Хабермас, в отличие от большинства сторонников понимающей социологии, является в то же время горячим приверженцем системного подхода. По его мнению, особенно современные общества должны рассматриваться как с точки зрения жизненного мира, так и с точки зрения системы, которая выделилась из этого мира и даже противостоит ему как чуждая враждебная сила. Эта двойственность взгляда на общество отличает его, с одной стороны, от феноменологов, с другой же – от приверженцев теории систем. Отсюда тот «‹…› неудачный брак герменевтики и функционализма», за который критикуют Хабермаса[1200], поскольку попытка объединить эти две точки зрения действительно порождает в его теории внутренние напряжения, если не противоречия. Однако то, что он предпринял эту попытку, в немалой степени определило его оригинальность как социолога-теоретика.

Согласно Хабермасу, ни одно общество, за исключением гипотетического первобытного, не редуцируется к жизненному миру. Социальная эволюция рано приводит сначала к его внутренней дифференциации, а затем к выделению все большего числа организаций, или, коротко говоря, к возникновению ситуации, в которой достижение консенсуса постоянно требует либо переговоров, либо применения принуждения, так как на смену несомненности и единства традиции приходит множественность мнений и интересов. Тем самым возникает противоречие между жизненным миром и его, если можно так выразиться, системным окружением, в котором все большую роль играют действия, отличные от коммуникативных, а последние подвергаются искажению.