Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

У Джеймса привычка была прежде всего консервативной силой, делающей возможным существование общества путем сохранения всего на своем месте: социальные различия хотя и не являются врожденными, тем не менее устойчивы. Дьюи сделал упор не только на то, что привычке можно обучить, но и на то, что она имеет пластичный и непостоянный характер, а кроме того, определяет скорее общее направление поведения, чем его отдельные формы. «Повторяемость, – писал Дьюи, – ни в коем случае не является сутью привычки ‹…› Сутью привычки является приобретенная склонность к способам реагирования, а не к определенным актам ‹…› Привычка означает особую чувствительность или восприимчивость к определенному виду импульсов, скорее устоявшиеся предпочтения и антипатии, чем обычное повторение определенных актов»

[168]. По сути, дьюивское понятие привычки больше всего соответствовало понятию установки, введенному в то же самое время другими американскими авторами.

Чрезвычайно важным представляется то, что привычка является свойством не организма как такового, а индивида, находящегося в отношениях социальной интеракции: «‹…› привычки связаны с условиями среды ‹…› Человек совершает какое-то действие, и это вызывает реакции в окружающей среде. Другие люди одобряют, не одобряют, протестуют, мотивируют, присоединяются, сопротивляются. Даже предоставление человека самому себе является определенным ответом. Зависть, восхищение и подражание участвуют во всем этом. Нейтральности не бывает. Поведение всегда разделяется другими. В этом заключается разница между ним и физиологическими процессами»[169]

.

Окружающую среду при этом Дьюи понимал особым образом. Он, собственно говоря, не имел в виду никакой жесткой системы социальных отношений или готовых форм, к которым индивид адаптировал бы свое поведение. Наоборот, среда – это изменчивая по своей природе ситуация, на которую индивид реагирует сначала привычкой, а когда встречает препятствия, постепенно модифицирует свое поведение до момента, пока не произойдет желаемое изменение. В соответствии с принципами своей функциональной психологии, Дьюи постулирует целостное понимание этих ситуаций. Поведение индивида, руководствующегося или не руководствующегося привычкой, – это всегда ответ на ситуацию, а не какой-то отдельный импульс. «‹…› Слово „ситуация“ не означает отдельного объекта или совокупности объектов и событий. Мы никогда не испытываем (ощущаем) объекты и события и не формулируем на их счет суждений изолированно, а всегда в связи с полным контекстом ‹…› В реальном опыте нет такого изолированного предмета или события; какой-то предмет или событие – это всегда особая часть, фаза, аспект данного в опыте мира – ситуация»

[170].

Раз поведение индивида формируется в ходе взаимовлияния между ним и другими индивидами, являющимися составными частями очередных ситуаций, его невозможно объяснить, не затрагивая проблему коммуникации

людей, благодаря которой их поведение может быть «разделено». Все указывает на то, что Дьюи первым показал социологическую значимость этой проблемы, что обратило на себя внимание Кули, когда тот слушал его лекции в Анн-Арбор в 1893/1894 учебном году. Эта проблема сохранила ключевое значение во всем его творчестве и нашла наиболее полную формулировку в «Демократии и образовании» и «Опыте и природе». В первой из этих книг Дьюи писал: «Общество не только воспроизводится благодаря процессу передачи опыта при общении, можно даже сказать, что само его существование протекает посредством этого процесса. Между понятиями „общее“, „сообщество“ и „общение“ существует гораздо более тесная связь, нежели чисто словесная. Люди живут в сообществе благодаря тому общему, что есть между ними, а общение – тот способ, благодаря которому они обретают это общее. Они образуют сообщество или общество, если имеют общие цели, верования, устремления, знания – общее мировосприятие, или, как говорят социологи, единомыслие. Такие вещи не передаются от одного человека к другому чисто физически, как кирпичи на стройке, и их нельзя поделить между людьми, как пирог»[171].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука