История средних веков

Под влиянием преданий о славе Римской империи, особенно развившихся и упрочившихся в Италии, явилось стремление воскресить обстановку былой блестящей жизни, ее литературу, ее язык. Мы чувствуем приближение возрождения классицизма, упрочению которого содействовало открытие Петраркой великолепных памятников греко-римской литературы в разных городах Италии и в Сан-Галленском монастыре. Таким образом, национальному элементу, на основе которого могла бы развиться историография, был нанесен удар на заре его появления. Несомненно одно: если возрождение древнего искусства и литературы есть прогрессивное явление, есть само по себе прогресс для истории всеобщей, то собственно для средневековой историографии оно имело отрицательное значение; оно убивало ее, устраняя из нее все самостоятельное, оригинальное. Это явственно видно в средневековой историографии, которая вступает в третий период — псевдоклассический. Талантливейшие писатели тратят свои усилия на сооружение гигантских периодов с желанием подражать чуть ли не Цицерону; смысл и содержание их красноречия становится все более темным и запутанным; форма ставится выше содержания, в котором просвечивают атеизм с одной и сочувствие к аристократической республике с другой стороны. Звонкие речи — но на целых страницах они не могут передать толково ни одного факта. Обычная надутость и чопорность стиля лишает историка возможности высказаться, и только национальные мемуаристы и историки, предпочитающие народные языки, дают живой материал для исторической науки, например француз Комин и кастилец Айала, писавшие в конце XV в. Таковы судьбы средневековой историографии до Реформации, когда роли переменились и национальный элемент одержал победу, определив направление новой историографии. Подобно тому, как в восточной историографии лучшие произведения того времени, например персидская история Мархуда (1435–1498) от Адама до Тимура, написаны на персидском языке, а не на арабском, так на Западе все живое и думавшее искало нового слова у нового языка. Подделка под античный склад во всех сферах средневековой жизни не могла быть удачной, ибо слишком слабы были умственные силы XV в. в сравнении с тем богатым материалом, который давала классическая образованность; это были попытки карлика сравниться с колоссом; оттого лжеантичные историки не выдержали испытания при свете лучей Реформации.

Таким образом, периоды средневековой историографии четко разделить нельзя. Это видно из приведенного очерка. Можно только определить существенное содержание выдающихся исторических произведений каждого периода.

В первом национальная история, как непосредственное продолжение истории Римской; во втором — частная раздробленная хроника, но с допущением национального языка; в третьем лжеклассическая хроника с возможно широкой задачей.

Везде, где изложение дается на новых языках, чествуется присутствие жизни; автору становится легче; он пытается тогда обрисовать существенное настроение эпохи, так у Виллардуэна, Жуанвиля, Фруассара, братьев Виллани, Допеца; всегда известная простота в произведениях на родном языке по истории небольшого государства: у Спинелли (1260), Малеспини (1281), Д. Компаньи (1312). Исключение представляет только Матвей Парижский, который хотя и писал по-латыни, но по справедливости считался замечательным историком средневекового мира, как Фома Аквинский был его великим философом.

Вот общий ход историографии средних веков. Мы перечислим сколько-нибудь выдающихся представителей первого периода.

Первый период

Иордан (500–560). На первых страницах средневековой историографии встречаемся с любопытным литературным явлением. Первый из памятников историографии по времени отличается такими достоинствами, которые после долго не проявлялись и которые имеют серьезный интерес.

Особое значение Иорнанда, или Иордана (Iordanes), придававшее высокую цену его «Истории готов», заключалось в том, что он пользовался памятниками народной поэзии и, применяя их для своих целей, не только сохранил для нас целый родник народного творчества германского племени, но показал пример, как важен такого рода источник для истории народа. Важность такого литературного явления увеличивается еще тем, что время, в которое писал Иордан, было временем забвения лучших духовных преданий прошлого, временем повального невежества, почти общей безграмотности, когда должны были цениться всякие, даже слабые обрывки знания в науке и всякие скудные сведения о старине.