История средних веков

Характер итальянской национальной историографии в XIII в.

XIII в. был ознаменован развитием политической и общественной жизни средних веков, а Италия всегда была центром этой жизни, являясь столицей католического мира, которая служила предметом исторических борений. Со второй его половины начинается падение средневековых идеалов, но вместе с тем развитие новых начал. Следующее XIV столетие по справедливости может считаться для Италии блестящей эпохой политического и духовного развития. В это время коммунальная жизнь достигла блеска; города стали небольшими государствами, управляемыми выборными сановниками из лиц, выделяющихся подвигами или богатством или иногда приглашаемых правителями из других мест по народному же выбору. Эти города славились богатством; в некоторых из них совершались крупные банкирские обороты. Они гордились памятниками искусства; публичная жизнь воспитывала государственных деятелей; грамотность и образование распространились быстро, да и неграмотным, подобно древнегреческим гражданам, являлась возможность знакомиться с общественными и государственными делами благодаря публичной жизни этих государств и доступности контроля со стороны граждан, что развивало невольное знакомство с делами всех интересующихся лиц. Поэтому нигде политические обстоятельства не благоприятствовали в такой степени развитию историографии, как в Италии. Нигде историография не выразила в такой степени народной жизни, как на полуострове; редко когда она в такой степени обиловала содержанием, как в Италии последнего периода средних веков. Муниципальная вражда общин породила обширную городскую историческую литературу, страстный характер которой будто в наследство завещал междоусобную вражду. Каждый город имел своих хронистов; появление исторического сочинения было торжеством для области. В городах хронисты были гордостью общества: в них республиканцы воплощали свои симпатии, свои заветные предания, свои особенности. Общество сердечно дорожило ими и всегда предоставляло себе контроль и суд над новыми произведениями. Автор являлся на площадь или в зал народного собрания и здесь публично читал свою хронику. В университетских городах слушали и редактировали профессора со студентами. Этот классический обычай переносил мысли граждан в далекие времена, всегда их увлекавшие своим обаянием, на старый римский форум, кипевший жизнью, заполненный свободным народом. Автор получал почетную награду, если общественный голос одобрял его труд. В иных городах было несколько летописцев, обязанных официально записывать события сперва по-латыни, потом по-итальянски. Национальные хронисты пользовались большой популярностью и оставили по себе большую литературную славу. Они были гораздо даровитее латинистов и имели неоспоримо более важное значение, как основатели итальянской прозы. Но и на историках, писавших по-итальянски, сказалось влияние классической древности, выразившееся в идеалах эпохи Возрождения. Такое движение в духе Возрождения мы наблюдаем с XIV в., когда были открыты многие дотоле неизвестные произведения классической древности, когда историки кинулись подражать Ливию в разных комментариях, исторических жизнеописаниях знаменитых мужей и т. п. творениях.

Джиованни Виллани (1275–1348).

Таким образом, в жизнь Италии проникли одинаково классический дух и классические приемы. Никто не приблизился в такой степени к Ливию, как Джиованни Виллани. Это был видный государственный человек Флорентийской республики; одно время он был даже гонфалоньером. Никогда не была Флорентийская республика так свободна, так могуча, полна веселья, довольства и счастья, как в его время, что и отразилось в изложении ее лучшего историка. Виллани ставит свое отечество в связь не только с историей Рима, что делалидаже его предшественники, но начинаете Немврода, кончая 1348 годом, когда смерть от чумы остановила его перо. Он очень похож на Ливия по тону и приему изложения. Он сознается, что хочет примером римлян возбудить новых итальянцев на геройские подвиги и, увлекательно повествуя о славном прошлом, доставляет много удовольствия тем, кто ищет в истории жизни и занимательности, а главное государственных целей. До 1284 г. он пользуется Малеспини, перефразируя ого, но не называя по имени. Он гвельф; это видно повсюду, потому его считают пристрастным. Он широко понимает задачу историка; он не ограничивается одной передачей политических и военных фактов. Он касается духовной жизни своего города, который служил для него предметом культа. Так, например, он отводит целую главу (IX, 134) памяти Данте, которого мог знать в молодые годы.