Но дело не в этом. Причина того, что границы средневекового государства трудно обозначить на карте, заключается в том, что государство вообще представляло собой не территорию, а личную власть короля, князя, герцога или другого сеньора, его верховенство над людьми. Его вассалы и подданные могли проживать в его владениях, но они могли находиться и вдали от них, в пределах страны, подчиненной другому властителю. Более того, человек, являвшийся вассалом одного сеньора, в то же время мог признавать власть и другого государя. Иными словами, в основе государства лежали не территориальные связи, а связи личные. Государство того периода — не страна, которая занимает определенную территорию и окружена границами, — государство представляло собой возглавляемый монархом (королем, князем) союз вассалов, связанных с ним узами личной службы и верности. Конечно, простые, неблагородные подданные, прежде всего крестьяне, были в зависимости от своих господ — рыцарей и, следовательно, входили в состав того государства, главе которого служили их господа. Такая система общественных и политических связей создавала территориальную пестроту, поскольку один и тот же господин имел вассалов и подданных в разных странах и в различных областях одной страны. Знатный род
Итак, Европа делилась не только на страны и королевства, но — внутри них — на провинции, герцогства, графства, владения крупных и мелких сеньоров. Политическая, языковая, правовая разобщенность была исключительно велика. Если невозможно четко обозначить территориальные границы между королевствами, то зато переезд из владений одного феодала во владения соседа мог ощущаться очень живо: у ворот его замка или на мосту через реку в его земле путника поджидали сборщики податей и пошлин, и за проезд через владения сеньора купцов крепко обирали.
Однако наряду с силами сепаратизма, обособлявшими области и отдельные местности, в Европе того периода действовали и прямо противоположные начала — единения, преодоления раздробленности. Понять духовную, общественную, религиозно-церковную и политическую жизнь средневековой Европы можно только не упуская из виду это переплетение центробежных и центростремительных сил.
Главное, что объединяло Западную и Центральную Европу, была принадлежность ее народов к католической религии, тому направлению христианства, которое возглавляется папством. Религия играла такую большую роль в Средние века, что когда писатели того времени говорили о «христианстве», то они имели в виду не одну лишь религию, но всю совокупность населения католической Европы, Вера объединяла его и стояла выше всех различий — политических, национальных, языковых, правовых.
Католицизм называют еще латинским христианством. Языком богослужения была (а отчасти остается и по сей день) латынь. На этом языке нужно было обращаться к Богу: читать молитвы и служить МЕССУ (обедню), на латыни писали все богословские и другие ученые трактаты и жития святых. Только проповедь, с которой священник или монах обращались к верующим, могла быть произнесена на родном для слушателей языке. Латынь была языком образованных, и когда они писали или говорили о «неграмотных» или «простецах», они имели в виду и буквально неграмотных, и людей, которые были способны читать и писать на родном языке, но не знали латыни. Латынь, будучи языком церкви, вместе с тем считалась единственным языком культуры.
Ученый человек, духовное лицо, так же как и студент университета, чувствовал себя не столько немцем, французом или итальянцем, сколько сыном вселенской церкви, объединявшей всех верующих, независимо от их национальности. Студент, начинавший свое обучение в Германии, мог затем переехать в другой университет, скажем, в Италии или во Франции, и главная причина его странствий по Европе заключалась в том, что студенты стремились прослушать лекции наиболее знаменитых профессоров. Что касается богословов или ученых монахов, то итальянец мог быть избран аббатом английского монастыря или назначен епископом в другой стране. Латинская церковь не знала никаких национальных или государственных ограничений, и со знанием латыни человек повсюду чувствовал себя дома.
Таким образом, провинциализм и сепаратизм в общественной и политической жизни (стремление замкнуться в своей местности или в узком мирке) уравновешивался всеобъемлющим строем католической церкви, которая не считалась со всяческими границами.