История сыска в России, кн.1

«Господа! Душа Москательникова вопиет перед престолом Всевышнего за преждевременную смерть, а я вопию перед престолом царя своего отечества за невинные страдания. Не страшен мне суд всевышнего – я так же предстану перед ним для ответа со спокойной совестью и чистой, как предстал и перед судом смертных. Господа, ведь я жить хочу, ведь я только вступил в жизнь и во цвете лет гибну – во имя чего? За что? Не так жалко мне себя – я заслужил страдания, даже больше – смерть за то, что я шпион, но кровавое пятно останется на лицах, сотворивших из электротехника шпиона-страдальца. Но мне жалко мою жену и сына младенца – чем они виноваты? Я один, а против меня защита моих врагов и сами враги, защита валила буквально все на меня и охрану. Господа, ведь мне судом дано 12 лет каторги, ведь это беззаконие и это месть социалистов за мою работу охране… Господа, не губите меня, вы можете верней и справедливее судить меня. Неужели я сам к себе жесток, неужели я сам себе пожелал страданий – нет, я соблюдал интересы охраны, я боялся, чтобы не провалить дело, рисковал ведь и своей жизнью. Ведь я более дрожал за себя, если мне-то голову свернут, мне уже другой не приобрести – ведь вы, господа, знаете, что нашего брата шпиона враги не уважают. Господа, ведь если бы я знал, что в Уфе попаду в такую кашу, я бы и не поехал. Единственно, чем я мог спасти Москательникова – это совесть Заглухинского, я ему докладывал, объяснял, предупреждал о вражде на Москательникова, но Заглухинский был холоден. Но прошу вас, господа, не губите меня, хотя во имя моего семейства вырвите меня из этой пропасти. Вам, господа, все это возможно. Господа, ведь вы сами знаете, что это не моё преступление. Бог свидетель, не только лишить жизни человека – я чужой собственностью не находил нужным пользоваться, а тут 12 лет каторги!»

Да, надо признать, убийство Москательникова не было делом исключительно Павлова – оно было преступлением не столько его, сколько тех, кто делал «из электротехников – шпионов». Главными виновниками, несомненно, были те «господа», к которым взывал Павлов о помощи. Они, как и Заглухинский, разумеется, остались «холодны».

Лимон был выжат, корку выбросили.

Тайная фея сыска

Трудно сказать, когда установилась связь Серебряковой с охранным отделением. Трудно по многим причинам. Мы знаем, как сугубо осторожен был Зубатов (да и его предшественники), как тщательно скрывал он всякого рода документы, относящиеся к деятельности секретных сотрудников. С другой стороны, и сама Серебрякова вела свою работу ловко, умно и, конечно, старалась, по мере возможности, не оставлять документальных следов своей службы в «охранке». Великую сдержанность (если не больше!) проявила она и на суде, давая свои показания многословно по количеству и скупо по качеству. Своё прошлое она открыла перед судом только в той его части и в том направлении, которое было нужно ей для изложения своей собственной версии о связи её с Бердяевым и Зубатовым.