История царствования императора Александра I и России в его время. т.5. (1871)

На следующій день, 16 (28) апредя, был большой парад русским и польским войскам, ' собранным в окрестностях Варшавы. Того-же числа, в полдень, Император Александр носетил публичную библіотеку, где встречен был польски м министром духовных дел и народнаго просвещенія, графом Потоцким. Там представлены были Государю ректор и профессоры варшавскаго университета, а также ректор иститута глухо-немых с двумя профессорами и с несколькими учениками и ученицами этого заведенія. Император Александр пожелал знать способы воснитанія, принятые в институт, и при сделанном в присутствіи его испытаніи учеников изъявил свое удовольствіе. Узнав, что университет не имел места для ботаническаго сада, он пожаловал для этого Уяздовскій садъ.

17 (29) апреля, Государь занимался деламц в кабинете своем и принимал сановников с докладами, а на следуюіцій день, 18 (ВО), отправился но тракту, чрез Пулаву и Люблин, в полуденный край Имперіи. Великій Князь Константин Павлович сопровождать своего Аві'устейшаго брата до границы Царства Польскаго.

Пребываніе Государя в Варшаве удовлетворило желаніям благоразумнейших Полякову и, вместе с тем, подало повод многим из них питать несбыточныя надежды возрожденія самобытной Польши в прежних пределах ея. Но и те, и другіе, покоряясь обаянію Александра, на перерыв славили величіе и кротость нашего Монарха.

Напротив того, в Россіи, многіе встретили с боязнью намеренія Императора Александра, изъяв-ленныя им столь гласно в Варшаве. „Варппшскія новости сильно действуют на умы молодые— писал Карамзин к Дмитріеву. — Я рад всему хорошему, но только хорошему". В другом письме его, находим: „Варшавскія речи сильно отозвались в молодых сердцах. Спят и видят конституцію, судят, рядят; начинают и писать—в Сыне Отечества, в речи Уварова; иное уже вышло, другое готовится. И смепіно, и жалко! Но будет, чему быть. Знаю, что Государь желает добра; все зависит от Провиденія".... (⁶

). На счет „свободы", о которой толки тогда были в болыпом ходу, Карамзин думал, что: „Для существа нравственнаго нет блага без свободы; но эту свободу дает не Государь, не парламента, а каждый из нас самому себе, с помощью Божіею. Свободу мы должны завоевать в своем сердце миром совести и доверенностію к Провиденію!" (⁷).

Некоторые из тогдашних передовых людей полагали, что Государь, изъявляя намереніе распространить дарованныя жителям Царства Польскаго свободныя учрежденія на прочих своих подданных, имел в виду неотлагательное освобожденіе помещичьих крестьян. В одном из писем Сперанскаго, находим: „Вам без сомненія известны все припадки страха и унынія, коими поражены умы московских жителей варвіавскою речыо. Припадки сіи, увеличенные разстояніем, проникли и сюда ³⁷

). И хотя теперь всё еще здесь спокойно, но за спокойствіе сіе долго ручаться невозможно. Опасность не в существе дела, ибо нельзя ссбе представить, (хотя и представляют многіе), чтоб правительство пустило на отвагу дело столь важное и не пріуго-товило-бы все пути его, установленіями постепенными и твердыми, без колебанія и торопливости. Но опасность состоит именно в сем страхе, который теперь везде разливается. Можно-ли предполагать, чтоб чувство, столь заботливое и безпокойное, сохранилось в тайне в одном кругу помещиков? Как-же скоро оно примечено будет в селеніях (событіе весьма близкое), тотчас родится, или лучше сказать утвердится, (ибо оно уже существуете), общее в черном народе мненіе, что правительство не только хочет даровать свободу, но что оно уже ее и даровало, и что одни только помегцики не допускают или таять ея провозглагиеніе. Что за сим следует, вообразить ужасно, но всякому понятно. .. Но каким образом, спросите вы, или, лучше сказать, спросят близорукіе ваши либералисты, каким образом из двух или трех слов варшавской речй могут произойти столь огромный и с самым смыслом сих слов несообразныя последствія? Могут, потому что некоторою частью уже и произошли, и в очах наших совершаются. Естьли помещики, класс людей без сомненія просвещеннейшій, ничего более в сен речи не видят как свободу крестьян, то как можно требовать, чтоб простой народ мог что либо другое тут видеть! Во всех государствах мало, а у нас еще менее, людей, кои знают различіе между свободою политическою и гражданского. По всей вероятности, смысл речи относится прямо к первой; вторая-же может бить,

или по крайней мере должна быть отдаленным и постепенным ея последствіем. Но попытайтесь в сем уверить умы давно уже опасеніями встревоженные или надеждами ослепленные".

По мненію Сперанскаго, надлежало, прежде всего, исправить ('epurer) административную часть, потомъ