чины, митроиолит, в начале 1821 года, решился писать к Государю, тогда находившемуся на конгресе в Лайбахе. В этом посланіи, начертанном уже охладевающею рукою, Михаил убедительно, искренно, изобразил опасности, угрожавшія ГрекоРоссійской Церкви; о противнике своем, князе Голицыне, отбывался верхонный пастырь безъгнева, как о слепотитвующемь, достойном сожаленія: вообще-же это письмо было исполнено чувством глубокой горести. „Государь! — сказал в заключеніе святитель. — Когда дойдет до вас сіе писаніе, вероятно меня уже не будет на свете. Ничего, кроме истины, не вещал я людям, наипаче-же теперь, когда в деяніях своих готовлюсь дать отчет высшему Судіе". Это письмо поразило Государя тем более, что через дье недели он получил известіе п смерти митрополита. По возвращеніи в Петербурга. Императора Александра,былъназначенъпреемником Михаилу (как говорить — по совету Аракчеева), московскій митрополит Серафим — „муж прост, словом не силен, но ревностен к делу Божію". С его назначеніем началось постепенное паденіе князя Голицына, Библейскаго общества и мистицизма (-). Главным виновником тому был архимавдрпт Новгородскаго Юрьева монастыря, Фотій, сильный дружбою Аракчеева и тайным благоволеніем митрополита Серафима, поддерживаемый сокроішщами и связями графини Анны Алексеевны Орловой. Б 1822 году, по представленію князя Голицына, получив п[)иказаніе явиться к Государю, Фотій вручил ему древній образ Спаса Нерукотнореннаго. Импереітор Александр, приложась к образу, сказал :
распрашивал о прежней службе его в кадетском корпусе и в монастыре; а Фотій, дав краткіе ответы на эти вопросы, обратил речь на предметы общіе каждому христіанину и стал говорить о святой Церкви, Вере и спасеніи души; заметив, что Государь внимательно слушал слова его, Фотій отозвался о митрополите Серафиме, что „пастырь сей есть единственный по любви своей к святой Церкви, царству и ко благу, благодать Господня с ним есть".Кюгда-же Александръсказал ему: „Неимеешъли, отец Фотій, что особенно сказать мне?" — архимандрит отвечал : „Никаких нужд я не имел земных для обители и себя, и не имею; с нами Бог ; с ним все у нас есть. — Одно только скажу Тебе — продолжал Фотій. — Враги Церкви Святой и царства весьма усиливаются... хотят сотворить тайныя злыя общества, вред велик святой Вере Христовой и царству всему, но они не успеют, бояться их нечего; надобно дерзость врагов тайных и явных, внутрь самыя столицы, в успехах немедленно остановить"... По всей вероятности Фотш не ограничился неопределенными обвиненіями, что можно заключить из собственных его показаній. „Возвратився — пишет он — в Лавру, к Владыке Серафиму, поведал ему все втайне; он, объявши меня в старческія свои объятія, лобзал, (радуясь
•) Князя Александра Никол. Голицына.
А, между тем, как Фотій, в беседе с Царем, обвинял князя Голицына (как обнаружилось в последствіи), в потворстве врагам Веры и Царства, незлобивый князь изъявлял сожаленіе, что не познакомился ранее с отцем Фотіем, передавшим ему цветы от графини Орловой, писал о нем, как о человеке необыкновенному соболезновал о приключившейся ему болезни, и радовался, получив от него разрешеніе обращаться к графине Орловой, как
В особенности-же повредили князю Голицыну действія Библейскаго общества, коего он был председателем. Еслибы это общество ограничивало свою деятельность изданіем и распространеніем книг Св. Писанія, то не подало бы повода к соблазну верующих и противодействію поборников Православія. Но наше Библейское общество, не довольствуясь этою благою целью, стало содействовать переводу и изданію в свет таких книг, в коих встречались мысли, отвергаемыя Православною Церковью, как наприм. отрицаніе икон и Св. чудес, и т. п. Свободомысліе в деле религіи казалось адептам подобных толков срсдством к соглатпенію различных христіанских учсній, о чем возносит