История царствования императора Александра I и России в его время. т.6

По увольненіи от слуя;бы графа Еаподистріа, управленіе делами внешними сосредоточилось в руках графа Нессельрода, хотя Император Александр, по прежнему, занимался сои эшш-е иностранною политикою, которая, в последніе годы его царствованія, ограничивалась, со стороны Россіи, безусловны мъохраненіем существ у ющаго порядка.

Министром юстиціи, по прежнему, оставался князь Дмитрій Иван. Лобанов-Ростовскій.

Министром финансов, на место графа Гурьева, в анреле 1823 года, был назначен Егор Франц. Канкрин, котораго вся предидущая жизнь была приготовленіем к этой трудной должности. Получив образованіе в гиссенском и марбургском университетах, где преимущественно изучал законоведеніе и политическую экономію, Еанкрин желал поступить на службу в своем отечестве Гессене, но, не )спев в том, отправился, в 1799 году, в Россію, к отцу своему, тогда бывшему директором старорусских соляных промыслов. В 1800 году, уже будучи 26-ти лет, он был назначен в помощники отцу своему, а с 1809-го состоял инспектором иностранных колоши петербургской губерніи. В это время, он составил несколько записок о русских финансах, а в 1810 году сошелся с военным министром Барклаем де-Толли и написал проект „О средствах продовольствія больших армій", что обратило на него вниманіе Императора Александра и послужило к его быстрому возвышенію. В 1812 году, Канкрин, уже генералъинтендант 1-й арміи, был переименован в ге-

нерал-маіоры, a с 1813-го по 1815-й гогь занимал должность генерал- интенданта всей русской арміи, действовавшей в Германіи и Франціи, и в 1816 году произведен в генерал-лейтенанты. По окончаніи войны, он, с болыпим успехоы. ликвидировал все дела с Союзными государствами по довольствію наших войск за границею. В 1820 году. Канкрин написал сочиненіе „О военной экономіи во время войны и мира, и о вліяніи ея на действія войск», доставившее автору почетное имя в Европе (⁸).

Еще в молодости, Канкрин был выше большей части своих товарищей, а в последствіи серіозныя занятія и опытность сделали его одним из геніяльных людей того времени. С обширными, многосторонними, хотя и не с равно глубокими сведеніями по всем отраслям человечеоких знаній, с изумительною деятельностыо и способностью к быстрой работе, с дальновидностью и необыкновенно практическим рюм, он соединял в себе чрезвычайный дар находить простую и легчайшую развязку самых сложных и щекотливых вопросов. В его речах. не смотря на странный н І.мецкій их склад, и еще более странный ныговор, всегда было нечто пластическое,

осязательное, доступное для всяких умов и лонятій. Когда не удавалось ему достигнуть своей цели убежденіем, он призьк'.ал в помощь иронію, и даже площадную шуп;у, которая шла к лицу лишь ему одному и нередко исторгала согласіе на его предложенія силою возбужденнаго им гомерическаго смеха. „Однакоже его поль-де-кокщина никогда не мешает ему быть государственным И геніяльным челоізеком» (et cependant le Paul de Kock n'exclut jamais en lui l'homme d'état et de génie) справедливо сказал о нем Великій Князь Михаил

Павлович. Если избранныя им средства иногда были ошибочны, если его финансовая система находила многих и сильных порицателей, если, сделав многое, он не сделал всего, что мог сделать по своим способностям, то причину тому должно искать не столько в заблужденіях его ума, сколько в недостатках его характера, коего отличительными чертами были: безмерное тщеславіе, непреклонная самонадеянность, упорное противоборство всему, что не исходило от него самаго; презреніе к каждой чужой мысли, к каждому указанію, совету, можно даже сказать—к умственной способности всех людей, кроме себя самаго. Одаренный сердцем, вообще расположенным к добру, он не искал привязать к себе равных и пренебрегал мненіем общества; a rpj6ocTi> его обращенія увеличивала то, что было противнаго, отталкивающаго в его нескрываемом самолюбіи. Кроме того, его непонятное упрямство в некоторых предметах и как-бы умышленное бездействіе в других, не редко подавали благонамеренным людям повод сомневаться в самой привязанности Нелща—к-ак

называли егов публике—к Россіи, и даже в чистоте его правил. Наконец, злой, никого не щадившій, язык Канкрина возстановил нротив него многих, отвечавших ему оружіем— столь-же страшным у нас как и во Франціи — оружіем насмешки, которая часто сама собою вызывалась его причудами. Таким образом министр, принесшій Россіи незабвенныя услуги, соединяьшій в себе все, дававшее ему право вписать свое имя в Исторію и пріобресть огромную популярность, был полезен только в половину и навлек на себя порицаніе и ненависть многих (⁹). При вступленіи Канкрина в должность министра финансов, уже в теченіи нескольких лет суще-