(23) іюля, и хотя ее нельзя было видеть без пособія телескопа, однакоже в следующія ночи все петербургскіе жители искали ее с напряженным вниманіем — [разумеется напрасно. Но вслед за тем, появилась другая комета, доступная зренію и без помощи труб, и как она двигалась по направленно от севера к югу, то многіе находили в том предзнаменованіе, относившееся к путешествію Государя. Императоі> Александр, узнав об этих толках, сказал Имнератрице: „у нас с тобою две кометы, твоя и моя; оне идут вместе и кажется дружны между собою" (6
).Государь выехал из Петербурга, 1 (13) сентября, с начальником главнаго штаба, бароном Дибичем, и лейб-медиком Вилліе ; а Императрица Елисавета Алексеевна отправилась два дня спустя, 3 (15), в сопровождены генерал-адъютанта, князя Волконскаго. За два дня до отдезда, Государь, вместе с Великими Князьями Николаем и Михаилом, Великою Княгинею Александрою Феодоровною и высшими государственными сановниками, прибыль к 11-ти часам утра в Александро-Невскую Лавру, где ожидало его все знатнейшее столичное духовенство. По совершеніи литургіи соборне митрополитом Серафимом, в присутствіи дипломатическаго корпуса, Государь посетил митрополита, и приняв предложенный им завтрак, отозвал в сторону святителя. „Прошу вас — сказал он шопотом — отслужить для меня одного послезавтра, в 4 часа утра, паннихиду, которую желаю отслушать пред отъездом в южныя губерніи". — „Паннихиду
настоящее путешествіе мое не похоже на прежнія.... И к тому-же, здесь почивают мои малолетныя дочери и вблизи отсюда столь-же дорогая мне.... Да будет мой путь под покровом этих Ангелов!" Тогда-же Император изъявил волю, чтобы на паннихиде находилась вся братія Лавры, но чтобы никто из посторонних не знал о намереніи его присутствовать при сей божественной службе.
1 (13) сентября, еще до разсвета, митрополит, со всею братьею Александро-Невской Лавры, в траурном облаченіи. ожидал Государя у врат монастыря. Император, прискакав в коляске, запряженной тройкою, вышел из экипажа, приложился к кресту и принял благословеніе святителя. По совершеніи паннихиды. митрополит пригласил Государя в свою келью, „Хорошо — отвечал Александр, — но только на несколько минут ; я уже опоздал полчаса". Как Государь казался углубленным в задумчивости, оставаясь в безмолвіи, то Серафим, желая разсеять его думу и зная, что он питал особенное благоноленіе к схимникам, сказал ему, что недавно поселился в монастыре такой отшельник. ,.Не пожелаете-ли, Ваше Величество, чтобы я приказал позвать его?" — спросил Серафим.—..Пусть придет он — отвечал Государь. — Я охотно приму его и попрошу помолиться за меня". Несколько мишт спустя, вошел почтенный старец, изможденный трудом и лишеніями. Александр принял его ласково, беседовал с ним и пожелал получить от него напутственное благословеніе. Исполнив Монаршую волю, схимник стал просить Государя, чтобы он удостойл иосетить его убогую келью. Государь изъявил согласіе и последовал за отшельником в его обиталище. Войдя туда, Александр был поражен мрачным
видом окружавших его предметов: вся келья была обита черным сукыом; такія-же скамьи стояли вдоль стен, у одной из коих стоял большой крест и теплилась денно и нощно перед образами лампада. Престарелый схимник, пав ниц у подножія креста, обратился к Монарху: „Государь! Помолимся" — сказал он, и совершив молитву тихим голосом, пригласил Императора и митрополита присесть на скамью; сам-же с трудом лишь решился занять место в почтительном отдаленіи от Государя. „Как зовут его ?" спросил Александр тихо митрополита. — „Алексей — отвечал митрополит, понизив голос. — Он проводить время безпрестанно в посте и молитве. Истинно — чудо, как может он жить почти без пищи и без сна''. — „Действительно, здесь нет постели и даже соломы'" — продолжал Александр. „Государь ! — перервал схимник. — И у меня есть постель не хуже других; я вам покажу ее прежде, нежели Вог вам пошлет такую-же", и произнеся эти слова гробовым голосом, подошел к углу своей кельи, где, за черным покровом, в неболыном алькове, стоял открытый гроб, окруженный горящими свечами. „Вот мое ложе — сказал монах — и оно принадлежишь не мне одному, но всел людям. Мы все успокоимся на нем последним сном вечным». Александр, под вліяніем слов отшельника, оставался недвижим. Тогда схимник, как-бы восторженный, иродолжал: „Государь! Я стар и много видел, и потому внимай моему слову : до моровой язвы 1771 года, в Москве, нравы были чище, народ был более предан вере Господней. За тем, разврат обіяль святую Русь. Двенадцатый год был временем іюкаянія и.обращенія к лучшему; но, по окончаніи войны, зло достигло еще высшей степени. Ты Го-