блюдаемых ими обычаев, и по тому не согласился откланяться Аббасу-мирзе, а иослал, вместо себя, советника посольства Соколова, объявив любимцу принца, каймакаму, что „как не был принять прилично, a встретился с принцем на дворе, и за аудіенцію того счесть не может, то и не полагает себя обязанным ему откланиваться; но, впрочем, как с человеком милым и любезньш, с которын пріятно знакомство, желал-бы еще где-нибудь встретиться".
25 мая, генерал Ермолов продолжал путь к Тегерану и 5 іюля прибыль в приготовленный для его посольства лагерь у Саманархи, в соседстве обычной летней резиденціи Шаха, Султаніе. 9-го, получил он шахскую грамоту, которою уполномочивался вступить с ним в переговоры мирза Абдул-Вахаб. Ермолов приннл его ласково, но объяснил ему, что, еще не имев аудіенціи у Шаха, не может ни с кем вести переговоры, и вслед за тем отослал назад нераспечатанного грамоту Шаха- Несколько раз мирза пріезжал на сонещаніе с Ермоловым, домогаясь возвращенія завоеванных нами ханств, но Ермолов отвечал ему, что Государь Император будет крайне жалеть о разрыве с Персіею, но — „тем не менее — присовокупил наш посол, — я, зная мои обязанности наблюдать достоинство Россіи и моего Государя, если в пріеме Шаха увижу холодность и в переговорах о делах замечу намереніе нарушить мир, то объявлю сам войну и потребую границ по Аракс». Затем, угрожая занять адербиджанскую ировинцію, сказал: „жаль мне, что вы сочтете слова мои за хвастовство, которое между нами не должно иметь места, но я готовь назначить день, в который русскія войска возмут Таврис».
Несколько дней ожидали прибытія Шаха в Султаніе; наконец он прибыл туда 20-го іюля, а 31-го назначена была им нашему послу пріемная аудіенція, в поставленной близ дворца большой палаткеПосле несговорчивости Ермолова на мелочныя домогательства Персіян, уже не могло быть и речи о красных чулках и других принадлежностях персидскаго этикета, и даже исполнено было несогласное с обычаями требованіе нашего посла — представиться Шаху ішесте со всеми чиновниками, при нем находившимися. Три дня спустя, Шах вторично принял наше посольство, очень был доволен присланными ему подарками, в особенностиже чрезвычайно большими зеркалами, и обошелся весьма благосклонно с нашими офицерами.
После церемоніяльных представленій, приступили к делу. Генерал Ермолов, зная, что в понятіях Персіян не стыдно было отпереться от собственных своих слов, настоял, чтобы все сношенія производились письменно. Главным затрудненіем переговоров была формальная уступка тегеранским двором областей прежде принадлежавших Персіи, но, наконец, твердость нашего посла превозмогла упорство Персіян, и 16 августа Ермолов получил от мирзы Шефи (персидскаго министра иностранных дел) бумагу, в которой -было сказано, что Шах предпочитает пріязнь Государя Императора пользе от владенія землями. В тот-же день Фет-Али-Шах изустно подтвердил тоже самое Ермолову, в самых лестных для нашего Государя выраженіях. Персидскіе министры желали выставить эту уступку в виде особенной милости Шаха нашему послу; но Ермолов заставил их замолчать, спросив у них: „Не предлагаешь ли нам Его Величество на выбор какую-либо из
своих областей? Если-же милость Шаха ограничивается тем, чтобы не требовать от нас принадлежащих нам провинцій, то их пришлось-бы взять у нас, а наш Государь поддавных своих не оставляет без защиты".
За тен наступил целый ряд празднеств, открывшихся, 22 августа, приглашеніем к Шаху всех чинов русскаго посольства. Начало праздника состояло в плясках и акробатских зрелищах, при звуках персидской и нашей полковоймузыки; ввечеру сожжен огромный фейерверк, под громом всей артиллеріи. тогда бывшей в Султаніе, и трех сот фалконетов. В один из следуюш.их дней приказано было показать Ермолову и нашим офицерам все сокронища тегеранскаго двора, и в часле их алмаз, которому — по словам Ермолова — нет подобнаго в свете. Вскоре после того наш посол со всею своею свитою нолучил отпускную аудіенцію. Повелитель Персіи был чрезвычайно ласков со всеми Русскими и вручил Ермолову ответ на письмо Императора, сказав ему, что он так расположен к нашему Государю, что язык его не в силах произнести слов прощанія с его предстаізителем. Накануне были присланы Ермолову и всем чиновникам посольства знаки ордена „Льва и Солнца" и подарки, и но тому русскій посол на прощальной аудіенціи представлялся Шаху в его ордене, что принято им было с особенным удовольствіем.
Генерал Ермолов, не имея возможности отказываться от приглашенія многих персидских вельмож на обеды и чай, желал пригласить их также к себе; но в это дело вмешался Садр-Азак (верховный визирь), который счел нужным доложить о том Шаху. На его разсмотреніе был под-