История цивилизации

XIII и XIV века были периодом роста вольных или полунезависимых городов, как, например, Венеции, Флоренции, Генуи, Лиссабона, Парижа, Брюгге, Лондона, Антверпена, Гамбурга, Нюрнберга, Новгорода, Висби и Бергена. Все это были торговые города, жители их много путешествовали, а когда люди занимаются торговлей и путешествуют, им приходится говорить и думать. Полемика между папами и светскими властителями, явное зверство и жестокость в преследованиях еретиков побуждали людей сомневаться в авторитете церкви, задумываться над основными жизненными вопросами и подвергать их пересмотру. Мы видели, как при посредстве арабов сочинения Аристотеля вновь стали достоянием Европы и как Фридрих II сыграл роль проводника, с помощью которого арабская философия и наука повлияли на возрождающуюся европейскую мысль. Еще большее влияние на движение человеческих идей оказывали евреи. Самое их существование являлось вопросительным знаком по отношению к притязаниям церкви. И, наконец, полные таинственности и притягательности опыты алхимиков получили широкое распространение и побуждали людей возобновить занятия экспериментальной наукой. Занятия эти, правда, были сначала кратковременны и бессистемны, но все же они давали известные результаты.

И это новое движение человеческой мысли отнюдь не ограничивалось обеспеченными и образованными классами. В этот период ум простолюдина работал, как никогда еще в истории человечества. Несмотря на влияние духовенства и на преследования, христианство, по-видимому, вносило элементы духовного брожения повсюду, куда проникало его учение. Оно устанавливало прямую связь между личной человеческой совестью и богом справедливости, так что теперь, в случае надобности, у человека появлялась смелость составить собственное мнение относительно своего государя, или высшего духовенства, или даже догмата веры. Уже в XI столетии в Европе возродились философские диспуты; в Париже, Оксфорде, Болонье и других центрах появились крупные университеты, которые постепенно расширялись. Там средневековые схоластики снова подняли и стали разбирать ряд вопросов о ценности и значении слов; это было нужной предварительной работой для установления ясности мышления, столь необходимого в течение последовавшей затем эпохи развития науки. Среди всех этих схоластиков стоит особняком, в силу своего исключительного гения, Роджер Бэкон (прибл. от 1210 до 1293), францисканец из Оксфорда, отец современной экспериментальной науки. Его имя заслуживает выдающегося места в истории, уступая в этом отношении одному Аристотелю.

Его сочинения являются сплошной длинной тирадой против невежества. Он сказал своей эпохе, что она невежественна, — невероятно смелый поступок в те времена. В наши дни человек может, не подвергаясь физической опасности, сказать человечеству, что его глупость равняется его самомнению, что все его методы — детски-неуклюжи, а все его догмы — младенческая игра мысли. Но в Средние века люди, как только им давали немного вздохнуть от массовых избиений, от голода и чумы, были страстно убеждены в разумности, совершенстве и окончательной истинности своих верований, а всякую критику считали тяжким оскорблением. Сочинения Роджера Бэкона являются словно лучом света в глубоком мраке. К нападкам на невежество своей эпохи он присоединил множество указаний, каким путем можно увеличить знание. В страстной настойчивости, с которой он много раз говорит о необходимости опыта и накопления знаний, чувствуется возродившийся дух Аристотеля.

«Опыт, опыт!» — вот лейтмотив сочинений Роджера Бэкона.

Но Бэкон отрекся и от самого Аристотеля. Он отрекся от него, потому что люди, вместо того, чтобы смело обращаться к фактам, сидели взаперти и корпели над плохими латинскими переводами Аристотеля, по которым в те времена только и можно было познакомиться с сочинениями великого учителя. «Если бы я мог поступить по-своему, — писал Бэкон, как всегда, несдержанно, — я сжег бы все книги Аристотеля, так как изучение их может только привести к потере времени, вызвать заблуждение и увеличить невежество». Аристотель, вероятно, разделил бы это чувство, если бы мог вернуться в мир, где его произведения не столько читались, сколько обожествлялись, да к тому же, как указал Роджер Бэкон, в отвратительных переводах.

Во всех своих сочинениях Роджер Бэкон взывал (правда, в несколько скрытой форме, в силу необходимости притворяться правоверным, во избежание тюрьмы или чего-нибудь более худшего) ко всему человечеству: «Перестаньте подчиняться догматам и авторитетам, научитесь глядеть на мир!» Он указал на четыре главных источника невежества: преклонение перед авторитетом, обычай, стадность невежественной толпы и нашу тщеславную гордость, не поддающуюся обучению. Стоит лишь победить их, и людям откроется целый мир могущества.