История упадка. Почему у Прибалтики не получилось

Поэтому «экономическое чудо» в Латвии первые годы после евроинтеграции ещё продолжалось за счет инерции от успешных структурных реформ начала 90-х годов и «шальных кредитов» от скандинавских банков, устремившихся в страну после 2004 года. Однако кризис 2008 года обернулся для Латвии национальной катастрофой: после самого болезненного в мире коллапса экономики продолжавшаяся долгие годы эмиграция населения сменилась повальным бегством безработных из страны. Темпы «эвакуации» были и остаются беспрецедентными в мировом масштабе (см. главу I).

Однако депопуляция, эмиграция и разрушение экономики также являются питательной средой для поддержания режима латышской этнократии. Этнократический строй в Латвии процветает не на успешности страны, а на её упадке.

Во-первых, из страны уезжают все «буйные» — молодые, энергичные и экономически активные. Если бы границы ЕС не были открыты и не было бы возможности уехать, эти люди неминуемо призвали бы правительство к ответственности за экономическое положение страны. В любом случае при безработице каждого четвертого жителя страны с избыточным для примитивной латвийской экономики трудоспособным населением нужно было бы что-то делать, иначе оно бы снесло правительство. И мантры про «спасение латышскости» здесь бы не помогли. А так нет людей — нет проблемы. «Буйные» уезжают, за экономику всерьёз приниматься не нужно, а для остающегося всё более пожилого электората достаточно разговоров о «русской угрозе», «спасении латышской нации, её языка и культуры», «50 годах оккупации», «имперских амбициях России» и строительстве «латышской Латвии».

Во-вторых, деиндустриализация обезопасила латвийский политический класс от сильного профсоюзного движения. На уничтоженных фабриках и заводах работали по большей части советские иммигранты, ставшие в 1991 году «неграми». Рабочий коллектив мог бы стать основой для их политической самоорганизации: несложно догадаться, что эти люди были бы настроены радикально оппозиционно не только по отношению к правительству, но и по отношению ко всему общественно-политическому строю. Уничтожив промышленность, латышская этнократия гарантировала себе сохранение власти и продолжение своего курса. Этот курс был самым правым среди балтийских государств: если в постсоветских Литве и Эстонии у власти время от времени находились социал-демократы и центристы, то все латвийские правительства были исключительно праволиберальными.

Этот факт, кстати, наносит серьезный удар по сторонникам исключительно правой экономической политики: постсоветская Латвия, в которой к власти ни разу не допустили левых, в сравнении с Литвой и Эстонией, где левые у власти были, деградировала больше всех.

В-третьих, уничтожением экономики при параллельной евроинтеграции этнократия защитила свою монополию на власть от влияния бизнеса. В её истории был период, которой считается «правлением трех олигархов». Три крупнейших предпринимателя Латвии — Андрис Шкеле, Айнарс Шлесерс и Айварс Лембергс, то ссорящиеся, то мирящиеся между собой, долгое время считались подлинными правителями страны. «Три А» — Андрис, Айнарс и Айварс взяли на содержание каждый по партии (соответственно Народная партия, Партия реформ Шлесерса ЛПП/ЛЦ и Союз «зеленых» и крестьян) и с переменным успехом приходили к власти, уходили из нее, становились героями коррупционных скандалов и даже сидели в тюрьме.

В итоге карьера Шкеле была подорвана потрясшим всю Латвию сексуальным скандалом 1999–2000 годов, когда членов правительства во главе со Шкеле обвинили в педофилии, популярность Шлесерса постепенно сошла на нет на фоне историй о взятках и растратах, и гордое звание «последнего олигарха» сейчас носит мэр Вентспилса Айварс Лембергс, в прошлом самый богатый человек в Латвии, приватизировавший в начале 90-х транзит идущей через Вентспилс российской нефти. Однако теневым правителем Латвии его никто не называет: интересы Лембергса широко представлены в нынешнем правительстве, однако даже с «последним олигархом» при формировании коалиции политический торг шел о том, чтобы финансируемый Лембергсом Союз «зеленых» и крестьян возглавил те министерства, в которые идут дотации из структурных фондов ЕС.

После кризиса 2008 года, ударившего по Латвии как ни по кому в мире, «пособия по бедности», выделяемые Еврокомиссией для дотационных стран ЕС, окончательно стали для страны не только основой существования экономики, но и источником власти.

В Латвии доля дотаций из брюссельских структурных фондов за годы действия предыдущего семилетнего бюджета ЕС (2007–2013) дошла до 20 % ВВП. Если в преуспевающих западноевропейских странах власть формируется за счет средств налогоплательщиков и представляет их интересы, то в большинстве восточноевропейских стран, включая Латвию, правящий режим, как и при социализме, сидят на финансовых потоках из Центра. Только Центр теперь другой. Но, в любом случае, местный правящий класс представляет интересы этого Центра.

Изменение структуры власти отразилось и на партийной структуре.