История Византии

Но византийцев совершенно потрясло известие, что крупный контингент половецких наемников переметнулся на сторону сельджуков; в армии было еще несколько тюркских подразделений, и некоторые из них — или даже все — в любой момент могли последовать примеру половцев. В подобных обстоятельствах и при том, что без следа исчезло более половины византийской армии и один из ее лучших полководцев, можно было ожидать, что император вполне охотно примет турецкую делегацию, явившуюся через два дня с предложением о перемирии.

Но зачем перемирия хотел султан? Возможно, потому, что совсем не был уверен в победе. Сельджуки всегда предпочитали иррегулярные военные действия тщательно подготовленным сражениям, от которых они всеми силами стремились уклоняться. Но кроме того, существовала ли вообще какая-то реальная причина для военных действий? Единственное серьезное разногласие между двумя верховными главнокомандующими было связано с Арменией, которая имела важное стратегическое значение и для султана, и для Романа. Если бы им удалось договориться о взаимоприемлемом разделе армянской территории, то обе армии остались бы в целости и сохранности и Алп-Арслан мог бы всерьез заняться своим главным противником — династией Фатимидов.

Но решимость василевса оказалась твердой. Это был его единственный шанс избавить наконец империю от турецкой угрозы. Алп-Арслан стоял всего лишь в нескольких милях от него, а под командованием Романа все еще находилась такая внушительная сила, какую ему едва ли довелось бы собрать когда-нибудь в будущем. Более того, если бы он вернулся в Константинополь, не дав сражения, то какой бы у него был шанс защитить свой трон — а может быть, и жизнь — от происков семейства Дука? Отправив посольство назад — с минимальным выказыванием учтивости, — Роман начал готовиться к сражению.

Как это ни странно прозвучит, то, что случилось при Манцикерте, едва ли вообще можно назвать сражением. Роман выстроил армию широко развернутым строем — в несколько шеренг, на флангах поставил кавалерию. Сам он занял место в центре, слева находился Вриенний, а справа — каппадокийский полководец по имени Алиатт. Сзади был выстроен крепкий арьергард — источники указывают, что в составе его находились «рекруты из нобилитета, то есть сливки общества». Командовал арьергардом — как ни удивительно — Андроник Дука, племянник покойного императора. Этот молодой человек, по-видимому, не делал большого секрета из своего презрительного отношения к Роману, и выглядит странным уже то, что ему вообще было дозволено принимать участие в кампании.

Армия двинулась через степь, сельджуки отходили широким полукругом, а их конные лучники то и дело осыпали стрелами византийские фланги и тут же стремительно отступали. Состояние духа императора становилось все более мрачным — враг явно уклонялся от серьезного боя. Когда солнце стало клониться к горизонту, у него мелькнула мысль, что он оставил свой лагерь практически незащищенным. Император подал сигнал к отступлению и повернул коня назад.

Этого самого момента и ждал Алп-Арслан. С вершины холма он наблюдал за всеми перемещениями Романа и теперь отдал приказ начать атаку. Византийский строй оказался смят; несколько подразделений наемников, решив, что император убит, бросились наутек. Между тем сельджуки сразу же отрезали смятые передние шеренги от арьергарда, и в этот момент ему следовало выдвинуться вперед: турки тогда оказались бы сдавлены между ним и передними рядами и уже не смогли бы вырваться. Вместо этого командир арьергарда Дука объявил своим подчиненным, что все кончено, и бежал с поля боя. После арьергарда и другие подразделения, по мере распространения паники, стали покидать место сражения. Только находившаяся на левом фланге группа солдат, видя, в каком тяжелом положении оказался Роман, бросилась спасать его, но ее с тыла моментально атаковал сельджукский отряд и обратил византийцев в бегство.

А вот Роман не отступал. Но напрасно он призывал свои войска вновь сплотиться и дать врагу отпор: хаос и смятение были слишком велики.

Вот как описывает те события их очевидец Михаил Атталиат:

«Это было как землетрясение: крик, волнение, страх, тучи пыли и орды турок вокруг нас. Это было трагическое зрелище, более скорбную картину трудно даже измыслить. Можно ли представить себе более несчастные обстоятельства, нежели обращение в бегство огромной имперской армии, совершенно беззащитное состояние императора… и осознание того, что сама империя находится на грани распада?»