История Византии. Том III

Это сочинение настолько связано со своими западными прототипами, что удерживает все католические религиозные реалии (например, паломничество родителей героя к Сант-Яго де Компостелла в Галисии, ст. 10—20). Но словесная ткань романа органично связана с исконными традициями греческой поэзии; между прочим, мы встречаем в гл. 11 великолепную игру на склеивании слов в «протяженносложенные» composita, как это в свое время делал еще Аристофан, а в византийскую эпоху — Арефа в своей эпиграмме на Льва Хиросфакта. В четырех стихах подряд красота Плацафлоры описывается в эпитетах такой протяженности, что два из них всякий раз занимают весь пятнадцатисложник:

^{«...И он узрел красавицу... 26.}

Пурпурнорозоустую

^,

лилейноснеговую

^...»

К этой же категории относятся романы «Иверий и Маргарона»²⁷ {т. е. «Пьер и Магелонна» — опять обработка провансальской легенды, дошедшая в трех поздневизантийских изводах различного объема) и «Вельфандр и Хрисанца»²⁸ (сохранившаяся редакция XV в., по-видимому, восходит к оригиналу XIII в.). Вот колоритный кусок из «Вельфандра и Хрисанцы», изображающий героя в роли Париса на куртуазном конкурсе красоты:

^{«И вот Вельфандр увидел их и так им всем промолвил: «}Коль скоро сам Эрот меня поставил вам судьею^,

Извольте все передо_, мной проследовать

_: нередкой^!»

«

Одна_, красавица_, идет такие речи молвит_{!» : Но}

Ах господин весьма прошу тебя о снисхожденье

так промолвил ей Вельфандр^{: «}Сужу_,

тебя по_, правде_{Никак, нельзя тебе отдать , красавица победу}

Затем^». _{. Она,} что очи у тебя и красны^, и распухли

услышав приговор^, скорей ушла в_, сторонку

^{Из хора девичьего вот еще одна выходит ,} Становится прямехонько_{: «} насупротив Вельфандра

_{, А он ведет такую речь Твои раздулись губы}

И от того твое лицо уж_; очень безобразно^».

Вот так он и ее прогнал она ушла скорее^,

И снова стала в стороне в унынии немалом^,

И горестно заплакала от эдакой напасти^...»29.

Инерция этой романной формы столь велика, что захватывает и достаточно отдаленные литературные сферы. Например, хроника Ефрема³⁰; относящаяся, по-видимому, к началу XIV в. и

излагающая историю ромеев от Юлия Цезаря до 1261 г., написана в стихах и использует бойкие интонации стиховой развлекательной литературы, хотя по своему настроению остается в русле той назидательности, которая характерна для хронистов-прозаиков; вот как он повествует о Константине:

^«

Отец благочестивых государей он

^,

^{Первейший из христолюбивых кесарей; , Собор созвал он пастыреначальственный».}

Чтоб Ария низвергнуть лжеучение

Для византийской поэзии XIV в. характерно оживление интереса к героям троянской легенды. Причем поразительно, что этот материал, связанный с изначальными основами греческой литературной традиции, воспринимается авторами этой эпохи по большей части через чужую призму — под знаком

западного рыцарского эпоса. Это еще слабо выявляется в «Илиаде» Константина Гермониака³¹ (первая половина XIV в.), автор которой претендовал на то, чтобы точно переложить Гомера на современном ему языке, но на деле уснастил повествование самыми колоритными анахронизмами в духе средневекового романа (например, Ахилл предводительствует, кроме мирмидонян, еще болгарами и венграми!). Но анонимная «Троянская война»³²уже совершенно ясно зависит от старофранцузского «Романа о Трое» Бенуа де Сент-Мора: потомок эллинов называет на римский манер Геракла «Еркулесом», а Ареса — «Маросом»! Дух западного рыцарского эпоса чувствуется и в поэме «Ахиллеида»³³, дошедшей в двух вариантах — кратком (761) и расширенном (1820 ст.). Здесь вождь мирмидонян именует свою даму сердца «куртеса» (ит. cortege — обращение к знатной госпоже), участвует в турнирах, собирает вокругсебя (по примеру короля Артура!) 12 витязей и в конце концов отправляется венчаться с сестрой Париса в троянскую церковь и гибнет жертвой предательского нападения.

Константин Комнин и Евфросиния Дукеня Палеологиня. Миниатюра Оксфордской рукописи. Ок. 1400 г.

То, что греки XIV в. воспринимали воспетую Гомером троянскую легенду через западные подражания Диктису и Дарету, в высшей степени неожиданно, но по сути дела вполне понятно: время требовало такого прочтения этой легенды, которое соответствовало бы феодальному стилю жизневосприятия — а в этом «франки» опередили византийцев.

Изо всех упомянутых обработок троянских сказаний самым ярким и поэтически интересным является, без сомнения, пространный вариант «Ахиллеиды». Наивные анахронизмы только усиливают жизненность поэмы. Автор умело владеет стихом: его пятнадцатисложники хорошо держатся на аллитерациях, парономасиях и т. п.