История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I. Том1

Его беда, однако, заключалась в том, что рядом не нашлось хороших советников и друга, способного твёрдой рукой поддержать в трудную минуту. Франкский вождь Арбогаст, ранее служивший Грациану, затем св. Феодосию, столь много сделавший для победы над Максимом, вдруг проникся более честолюбивыми замыслами, решив примерить на себя царскую корону западных провинций. Оставшись при дворе Валентиниана II Младшего, он действовал очень умело — щедрыми дарами расположил к себе войска, находившиеся в Риме, а на руководящие придворные должности расставил своих земляков франков. Арбогаст позволял себе очень грубый тон по отношению к императору, не исполнял его распоряжений и, напротив, издавал от его имени свои собственные приказы, о которых даже не всегда ставил в известность царя [420].

Мальчик-царь далеко не сразу смог понять, что происходит у него за спиной, и почему его ближайший товарищ и советник, как тот сам себя называл, действует совершенно самостоятельно

и в собственном интересе. В какой-то момент времени Валентиниан II вдруг обнаружил, что всё его окружение состоит исключительно из сторонников Арбогаста, который, по существу, лишил его всякой информации о состоянии дел в Империи и фактически отстранил от управления государством. Царь стал почти пленником, но, не желая унижать своего царского титула, решил дать бой своему противнику.

Впрочем, первоначально благоразумие не оставляло его, и он попытался решить вопрос без публичной огласки. Втайне написав письмо св. Амвросию Медиоланскому, Валентиниан II попросил того выступить посредником между собой и франком, попутно он направил письмо св. Феодосию с просьбой вступиться за него. Кроме того, император очень просил крестить его, словно предчувствуя неминуемую гибель. К сожалению, сам св. Амвросий не имел возможности в тот момент совершить таинство крещения над ним.

Впрочем, возможно, терпение привело бы Валентиниана II к успеху, но, как нередко бывает, юный царь не смог сдержать благородные порывы гнева и тем самым невольно спровоцировал близкую развязку. Император вызвал франка к себе и, сидя на троне, потребовал от него отчёта обо всех уволенных из царского двора и назначенных чиновниках, а потом вручил ему бумагу, в которой говорилось об отставке самого Арбогаста. На это дерзкий франк заметил, что не нуждается в одобрении своих поступков, и его власть зависит не от Валентиниана, а от остроты меча, что висит у него сбоку.

Рассерженный царь едва не прикончил франка клинком, выхваченным из ножен стоявшего рядом телохранителя, но по мягкости характера не смог опустить меч на его шею. Внешне все постарались прикрыть благопристойными картинками, однако уже через несколько дней Валентиниана нашли задушенным в собственной спальне, и Арбогаст распространил слух, будто бы отчаявшийся царь сам себя лишил жизни. Тело императора было перевезено в склеп, где над ним св. Амвросий произнёс пышную речь, в которой даже уверял плачущих сестёр Валентиниана II, что, несмотря на отсутствие таинства Крещения, их царственный брат своими делами и самой смертью заслужил себе вечный покой.

Святитель Амвросий Медиоланский дал замечательные характеристики юноши-царя, искренне горюя о том, что в его лице Рим лишился замечательного властителя. «Оплакивают Валентиниана все, плачут неизвестные и боящиеся, плачут принужденные и варвары, плачут и те, которые казались неприятелями. К скольким стонам побудил он народы от Галлии и до наших мест? Ибо все оплакивают его не как императора, но как общего отца, сожалея о смерти его, как своей собственной. Лишились мы императора, о котором соболезнование наше умножается тем более, что был он не зрел летами, но мудр советом»

[421]. В своей эпитафии на смерть василевса св. Амвросий, между прочим, едва ли не впервые в церковных памятниках уподобляет царя священнику. Так, обращаясь к сёстрам убитого, он восклицает: «Позабудьте его несчастье, помните его добродетель. С упованием ожидайте от него помощи, ночью да престанет он вам как архиерей

(выделено мной. — А.В.) , и пусть не разделяет вас от него и самый сон» [422].