История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Все эти неустройства дозволяли князю Цицианову собрать отряд только в 1200 человек с 9 орудиями, причем главнокомандующий сознавал, что с такою горстью людей он должен выступить против сорокатысячной персидской армии, состоявшей по преимуществу из кавалерии[592]. Конечно, князю Цицианову трудно было надеяться на успех, и он, утешая себя мыслию, что Баба-хан не решится действовать наступательно, предполагал, что вооружение персиян происходит главнейшим образом от осторожности на случай неприязненных действий со стороны России. Но если бы персияне действительно подошли к границам с намерением вторгнуться в наши пределы, тогда главнокомандующий намерен был направить каспийскую флотилию к персидским берегам и сделать десант в Энзели или Реште, с целью отвлечь внимание и силы Баба-хана на защиту приморских своих провинций. Различные обстоятельства помешали нашей флотилии вовремя выйти в море, и вследствие позднего выступления она не выполнила главнейшего своего предназначения – отвлечь внимание и силы Баба-хана от Аракса. До ее появления в Энзелях персияне уже выступили из Тегерана двумя сильными отрядами. Один, под личным начальством Баба-хана, приближался к Тавризу; другой, под командою сына его Аббас-Мирзы, двинулся к Карабагу и остановился у Карадага. Отсюда он отделил также два отряда: один, под начальством Пир-Кули-хана, был отправлен по дороге к Худо-Аферинскому мосту

[593], на реке Араксе, а другой послан в Эривань, где доверчивый Мамед-хан, дозволивший персиянам занять крепость, был свергнут с ханства и со всем семейством отправлен в лагерь Баба-хана.

Появление неприятеля вблизи наших границ делало очевидным, что персияне намерены сами действовать наступательно и что враждебное столкновение между двумя державами было неизбежно. Несмотря на то что князь Цицианов имел повеление императора Александра уклоняться от военных действий с персиянами, главнокомандующий не мог избежать этого. Начавши в 1804 году поневоле войну с персиянами, мы могли прекратить ее только двумя способами: или путем мирных переговоров, или рядом поражений, могущих довести противника до изнеможения и до невозможности продолжать военные действия. При тогдашних средствах князь Цицианов не мог достигнуть ни того ни другого. Он не имел возможности не только довести неприятеля до изнеможения, но и действовать наступательно: рассчитывать же на возможность мирных переговоров было более чем сомнительно. Баба-хан, добиваясь шахского достоинства, не мог согласиться, чтобы в сношениях с ним и в мирном трактате называли его сардаром

или ханом, а наше правительство не имело причины усиливать его приданием

шахского титула. Князю Цицианову не оставалось ничего более, как принимать меры против наступающего противника и выжидать случая, когда он будет в состоянии сам нанести ему поражение.

Судя по направлению движения персиян, можно было безошибочно предположить, что первый удар их будет на Карабаг, служивший для нас воротами в Адербейджан, и что потому Баба-хан будет стараться силою или хитростию возвратить потерянное им Карабагское ханство. Поэтому, решаясь действовать оборонительно, князь Цицианов стянул небольшие силы, которыми мог располагать, в Елисаветполь и Памбаки и отправил для занятия Шушинской крепости шесть рот 17-го егерского полка[594]

, с тремя орудиями и 30 казаками, под начальством майора Лисаневича.

Добровольная сдача Шушинской крепости русским войскам, численность которых, впрочем, не превышала 300 человек, не нравилась ни персиянам, ни царевичу Александру. Последний удивлялся и недоумевал, каким образом Ибрагим, пользовавшийся уважением и милостями шаха, добровольно покорился русским, от которых, по мнению царевича, «ничего ожидать не можно, кроме убытка и стыда».

«По какой причине, – спрашивал царевич карабагского хана, – выдаете вы владение и усиливаете их (русских), ибо поныне никто от соединения с ними не получил никакой пользы». Александр просил Ибрагима выгнать русских из крепости, что, по его словам, было легко сделать, но на деле карабагский хан находил это несколько затруднительным.