Положение его в это время было еще очень шатко. Хотя в начале 1810 года Сефер-Али-бей, названный при святом крещении Георгием, и был принят в подданство России со всем его владением, но подданство это было лишь номинальное, так как в Абхазии существовала борьба партий и партия Арслан-бея была едва ли не сильнейшей.
Сефер-Али-бей принужден был удалиться из Абхазии сначала в Мингрелию, а потом в Кутаис, где и получил уведомление от главнокомандующего о пожаловании ему высочайшей грамоты с инвеститурой, ордена Св. Анны 1-го класса и пенсиона по 2500 рублей в год. Симонович советовал Сеферу немедленно отправиться в Абхазию, чтобы с должной церемонией принять там знаки, пожалованные императором, но, доносил Симонович, «он мне объяснил, что весьма для него опасно принять оные в теперешнее время, когда соперник, брат его, владеет Сухумом и, следовательно, почти всей Абхазией, и что он, услышав об утверждении его владельцем, будучи сам утвержден от Порты, непременно нападет на него с турецкими войсками, разорит и выгонит из Абхазии»[509]
. Сефер-Али-бей просил отложить церемонию принятия регалий до тех пор, когда русские войска овладеют Сухумом.Последнее обстоятельство состоялось 9 июля 1810 года. В этот день, в три часа пополудни, эскадра, под начальством капитан-лейтенанта Додта, подошла к Сухуму и открыла огонь со всех судов. К вечеру большая часть амбразур была разрушена, почти все лафеты подбиты, и турки отвечали редкими выстрелами. Всю ночь флотилия поддерживала огонь, и наутро неприятельских войск на стенах крепости уже не было видно; стоявшие на рейде суда были потоплены, дома горели и разрушались.
Капитан-лейтенант Додт приказал свезти десант, и в 11 часов утра русские войска вступили в крепость, в которой найдено 60 орудий. Сухум был занят двумя ротами 4-го морского полка, к которым впоследствии была присоединена рота Белевского полка. Жившие в окрестности Сухума абхазцы приходили во множестве с покорностью; два брата Сефер-бея, Батал и Хасан-бей, прибыли со всем своим родством и изъявили покорность России. Арслан-бей бежал в горы, а Сефер-бей, прибыв в Сухум в сопровождении 100 человек пехоты, принял с особой церемониею высочайшую грамоту и знаки инвеституры и вступил в управление Абхазией, под именем Георгия Шервашидзе.
Признавшие его власть абхазцы недолго оставались покойными. Привыкшие к своеволию, они подчинялись тому, кто имел больше денег, и скоро перешли на сторону соперника Георгия, его брата Арслан-бея. Последний, захватив после смерти отца большую часть его богатства, мог дарить вещи и деньги необходимым ему людям и потому имел много преданных. С ними он делал постоянные набеги в Абхазию, грабил и разорял жителей, преданных России и Георгию Шервашидзе.
Беспорядки в стране продолжались и затрудняли положение главнокомандующего. Он должен был ожидать вторжения турок, а между тем на содействие в боевом отношении туземного населения рассчитывать было нечего, и весьма трудно было решить, кому оно было более предано: нам или туркам? В Мингрелии существовала борьба партий, преследовавших различные цели и парализовавших боевые силы страны; если одна партия сохраняла преданность России, то другая готова была присоединиться к нашим противникам.
Князь Мамия Гуриель был предан России, но народ, по старинным связям и соседству, был привержен к туркам и готов при первом случае присоединиться к ним. В Имеретин также трудно было рассчитывать на содействие простого населения, тем более что бывший царь Соломон снова явился в Ахалцихе. Здесь он решился ожидать прибытия турецких войск, с которыми и намерен был вступить в Имеретию. Ожидания его оказались, однако же, напрасными. Турки не считали себя достаточно сильными, чтобы открыть наступательные действия, и оставались неподвижными. Заразительная болезнь, распространившая по всему Ахалцихскому пашалыку, разрушила все намерения турок, и в их войсках открылись побеги в больших размерах.
Видя, что на иноземную помощь рассчитывать нечего, Соломон решился войти в сношение с Тормасовым. Он отправил ему письмо, в котором высказывал то печальное положение, в котором находится, и просил о возвращении ему собственных его вещей и вещей его приближенных.
«Сожалею искренно, – отвечал главнокомандующий, – о неприятностях, вами претерпеваемых и вас преследующих, но нимало не считаю себя причиной оных. Ваше высочество ясно теперь видите, что, конечно, судьбам Всевышнего угодно было, чрез происшедшее с вами, научить вас, что власти земных владык, свыше над нами предназначенных, должно покоряться и иметь полную доверенность к неограниченной их благости. Кто же тут виной, если вы, не дождавшись счастливой участи, вас ожидавшей, были увлечены советами ваших приближенных в море бедствий, в коем нет вам другого спасения, как только прибежище к собственному вашему рассудку. Заметьте притом, ваше высочество, что Божья правосудная десница отяготела и над теми, кои, совратив вас с пути истины, сделали вам сие зло, ибо теперешняя их участь вам довольно известна.