История всемирной литературы Т.1

Судя по сохранившимся во фрагментах хеттским переводам хурритских эпических сочинений, весьма древним можно признать подлинник, с которого была переведена повесть о хурритском герое Гурпаранцаху, победившем в стрельбе из лука (рассказ о нем сопоставляется с эпизодом избиения женихов Пенелопы в «Одиссее»). В этой повести упомянуто имя одного из аккадских правителей династии Кутиев (III тыс. до н. э.). В некоторых других хурритских мифологических сочинениях, сохранившихся в оригинале в хеттском царском архиве, наряду с именами таких богов, как Кумарби и Серебро, упоминаются исторические события и правители, бесспорно относящиеся к III тыс. до н. э. Поэтому хурритская литература связывала хеттскую с предшествующими древнейшими периодами становления древневосточной культуры. Точная датировка некоторых других хурритских сочинений затруднена тем, что они известны только по позднейшим хеттским переводам (например, «Песнь об Улликумми»), но, судя по некоторым деталям (использование быков, а не коней как упряжных животных), по-хурритски она написана не позднее древнехеттского периода (хотя переведена на хеттский язык, возможно, несколько позднее).

ДРЕВНЕХЕТТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА НЕСЫ

(XVIII В. ДО Н. Э.)

Наиболее архаичные образцы хеттской литературы связаны еще с тем временем, когда главным городом хеттов был Канес, староассирийский Каниш (Неса, современное Кюльтепе, к югу от Богазкея). Память об этом времени сохранялась и позднее в названии клинописного хеттского языка — несийского, или канесийского. О богах с именами индоевропейского происхождения, например о Пирве, хетты и позднее говорили как о «богах Канеса»; к ним надлежало обращаться «по-канесийски», т. е. по-хеттски, их славословили «певцы Канеса», продолжавшие старую традицию несийских гимнов богам.

Несийская литература была еще свободна от хурритского влияния, хотя разновидность клинописи, использующаяся в ее памятниках, сходна с письмом древнего населения Северной Сирии, в большей мере состоявшего из хурритов. Самым ранним датируемым памятником хеттской несийской литературы, дошедшим до нас в позднейших копиях (лишь одна из которых датируется эпохой Древнего царства), является надпись царя Аниттаса, жившего в начале II тыс. до н. э. (ок. XVIII в. до н. э.). Можно думать, что хетты, заимствовавшие ко времени составления этой надписи староаккадскую клинопись, испытывали тогда особенно сильное воздействие месопотамских литературных образцов. В то же время в этой надписи есть некоторые формулы и композиционные приемы, сближающие ее с позднейшими хеттскими текстами и позволяющие считать эту надпись начальным пунктом истории известной нам хеттской литературы.

К несийскому периоду восходит сохранившееся в составе исторического рассказа о войне с хурритами старинное стихотворение — погребальная песня. Восьмисложные или девятисложные строки, разделенные пятисложным рефреном, характеризуются внутренним параллелизмом:

Саван Несы, саван Несы

Принеси, приди!

Матери моей одежды

Принеси, приди!

Предка моего одежды

Принеси, приди!

Я прошу, прошу я!

Можно предположить, что это стихотворение отражает старую устную традицию, так как в самом тексте говорится, что это стихотворение «поется». Его метрическая форма напоминает общеиндоевропейские стихотворные размеры, восстанавливаемые на основе сравнения древнеиндийских (типа ведийской восьмисложной пады), древнегреческих, славянских, балтийских, кельтских, древнейших латинских, германских и армянских метров. Поэтому вероятно, что здесь перед нами древнейший образец индоевропейской метрической традиции, еще сохранявшейся у хеттов после их прихода в центральную Анатолию.

К числу обрядов, до появления хеттов в Анатолии не встречающихся и связанных с общеиндоевропейскими, относится ритуал сожжения умершего царя (многими деталями совпадающий с гомеровским греческим). В составе подробного хеттского описания этого обряда сохранилась и ритуальная песня, которая и по основному содержанию, и по форме возводится к древней индоевропейской традиции:

Солнца Бог! Ему на благо

Приготовь ты этот луг!

Луг никто пусть не отнимет,

Луг никто пусть не отсудит!

Пусть на том лугу пасутся

У него быки и овцы,

Кони с мулами пасутся.

Не только самое представление о загробном мире как пастбище, где пасутся домашние животные, приносимые в жертву и сжигаемые при погребении царя, но и название этого пастбища (хеттское uellu, родственное греческому названию Елисейских полей и имени восточнославянского «скотьего бога» Велеса) возводится к общеиндоевропейскому.